Фото — Страница 15

Можно и можно

2 декабря 2014

Здесь в Окленде мы двумя поколениями опекунов воспитываем почти двухлетнего ребёнка. Он начинает что-то понимать в жизни, а для нас жизнь всё больше запутывается. Думаю, молодые родители поймут, постоянно происходит переосмысление базовых понятий: ведь каждое наше действие так или иначе будет отражено в потомстве. Стараемся упрощать сложное, как можем.

В конце концов, вопросы воспитания детей — это одна их самых древних и развесистых ветвей философии. Идеальная тема для обсуждений, в которой не существует однозначного ответа.

Изначально мы, родители, взяли направление на минимизацию вмешательства: будем стараться сами быть лучше и не будем ребёнку мешать развиваться. И тогда скорее всего у него всё будет хорошо. Нам был и есть симпатичен концепт «французких детей», о котором мы прочитали в «Wall Street Journal» в 2012 году. Разумеется, сие не единственный материал по теме, который был и будет изучен. Так или иначе, концепт психоисторической эволюции, в которой родители перешли от социализации (socialisation) к помощи (helpers), нам кажется органичным, естественным и понятным. Если интересно, тема хорошо раскрыта в подкасте Дэна Карлина о истории детских страданий.

Родители Лукаса (мы с женой) довольно давно живём за границей. И, как может быть помните, Новая Зеландия страна с англо-саксонскими традициями и с развитой метрикой индивидуализма. Простейшим примером для понимания, что это такое, будет США — там она зашкаливает. В России напротив — коллектив прежде всего, цена отдельной человеческой жизни гораздо ниже. Не скрою, мне по сей день с большим даётся понять новозеландский, прежде всего западный менталитет, основанный на западной европейской философии.

В попытках провести сравнительный анализ систем ценностей, находясь в Новой Зеландии, мы, иммигранты, безусловно подвержены воздействию внешней среды. Хочется верить, что не только образ мыслей русского человека, не потерялся (25 лет жизни всё-таки), но и устройство западного мира в той или иной степени стало понятнее (8 лет жизни тут). Тому есть, на мой взгляд, доказательства.

Язык — есть отражение хода и структуры мыслей. Если вы хорошо владеете вторым языком, то скорее всего примеры не понадобятся. Уверен, все сталкивались с трудностями перевода, когда на радость постмодернистам деструктурологам некоторые сущности одного языка крайне сложно или вовсе нельзя описать с помощью средств другого. Простым примером послужит западное слово «privacy», которое больше, чем «частная жизнь» и «личное пространство», особенно, когда речь идёт о естественном человеческом праве на privacy. Русскому человеку сие явление не знакомо и органически не близко. А китайскому и подавно.

Западное общество стоит на прочных ногах традиций западной философской школы и в общем случае победившего прагматизма. Грубо говоря, очень грубо говоря, основных ног три: личное пространство, личные жизнь и здоровье, частная собственность. Все они — невероятно важные понятия, являющиеся основой здорового общества, в котором весьма разные индивидуумы имеют возможность максимально счастливо сосуществовать.

Возвращаясь к теме воспитания детей, сегодня на повестке дня обычный для любого родителя вопрос: что ребёнку можно, а что нельзя?

Сперва разберёмся с переводом, Лукас у нас, как ни крути новозеландец, хоть и с русскими корнями. Культурный фьюжен неминуем и обязателен. «Можно» по-русски — это «разрешено». Когда русский человек спрашивает «Can I do something?», скорее всего это будет означать «Можно ли мне сделать что-то?», не запрещено ли? В английском языке «can» — и это не железное правило, конечно — склонняется больше в сторону физических способностей «способен ли я».

Оттого на Южном острове, где не развит туризм, в местных забегаловках местные плоско подшучивают над туристами, отвечая на вопрос «Can I go to the bathroom?» — «I don’t know, can you?» Вопрошающий иностранец на самом деле говорит: «Я хочу в туалет, подскажите, где тут у вас что?» Однако, по-английски это звучит, как «Способен ли я ходить в туалет самостоятельно?» — на что даётся ответ «Я не знаю, а вы способны?»

Итак, что ребёнок может делать? Наша позиция — ребёнок может делать почти всё. За небольшими исключениями:

Ребёнок может делать всё, что не несёт потенциального вреда собственному телу и здоровью — после 18, пожалуйста;
что не вмешивается в чужое личное пространство и не вредит другому человеку — кидать песок в лицо другому бутузу не круто;
и что не касается чужого частного имущества — не стоит убегать к соседям во двор, например, как не очень хорошо ломать чужие игрушки.

По этим трём пунктам мы говорим жёсткое «нельзя». В остальных случаях — сложнее. (Запросто я что-нибудь пропустил, здесь в Окленде уж заполночь). Это было «может» в смысле «разрешено».

Ребёнок может — в смысле «способен» — делать гораздо больше. И способен оценить результаты своих действий (прагматизму привет). Помню, как-то он очень захотел принять ванну со своей любимой книгой, мы предупредили, что книжка разлезется и скорее всего потом её читать не получится — намочил, расползлась, выбросили, больше книги нет. С книгой в ванну можно. Из сегодняшнего: можно макать коричную палочку в сметану и грызть, просто это не очень вкусно. Таких «можно» по сто штук на каждый день.

И мы переходим к тому, что остаётся после «можно» — антитезному «нельзя». Как нам кажется, для эффективности и простоты «нельзя» должно быть мало, как можно меньше. По сути всё, что приходит мне на ум, укладывается в вышеозначенные правила. Например, на дорогу ходить без родителей нельзя, там реально опасно — это нельзя, потому что нельзя. А есть мелки — пожалуйста, только язык будет синий.

Может Лукас есть мелки? Конечно, может, способен. Разрешено? Конечно, ведь это не вредит ему физически (на мелках написано), не вредит никому другому и это Лукаса мелки.

С позиций индивидуализма — свободному представителю человеческой расы можно очень многое, и никто, даже его родители не имеют права вмешиваться и накладывать бессмысленные запреты. Надеюсь, у меня получилось донести эту мысль.

Супер-шторм и супер-град в Брисбене (Фото)

28 ноября 2014

Здесь в Брисбене (я до конца недели в Австралии) оказывается два нехилых шторма объединились и случился супер-шторм, принесший супер-град, который разбил почти все окна, оставил многих без света, убил коров, разломал деревья в садах, пробил крыши, разбил уличные фонари, заставив многие бизнесы закрыться. Австралия такая Австралия. Мы уже не удивляемся.

Информационная табличка городской службы «Позвоните, если заметили, что нужно что-нибудь починить или исправить» сегодня не имеет особенного смысла, ибо городской парк, где она висит выглядит, как поле боя. На стволах деревьев видны следы от градовых «пуль», некоторые деревья повалены, всюду валяются ветки, мелкие и весьма внушительных размеров.

Там же, в городском парке, мы утром встретили группу людей в рубашках и защитных одеждах. Диалог промеж них происходил приблизительно следующий:

— Ну, с чего начнём?
— Давайте посмотрим сперва на самое страшное.

На сваленной кроне большого фруктового дерева тусовались ибисы. К ней и направились работники городских служб.

Читать далее →

Проблемы первого мира в Новой Зеландии

26 ноября 2014

Здесь в Окленде, огромном городе, который по площади больше, чем Москва (до присоединения Новой Москвы), много районов. Каждый со своей спецификой.

Я уже упоминал о них в фактах об Окленде:

Восточный Окленд (East Auckland) — пенсионеры и богачи. Часть земель в этой части города принадлежит маори, и несколько районов из группы заселены «бенефитчиками».
Западный Окленд (West Auckland) — люди рабочих профессий, смешаный состав. Близко Западные пляжи, любители сёрфинга, зелени и прогулок по горам живут здесь.

Разумеется, это упрощённая картинка, карикатура, можно сказать. Сегодня потрачу пару минут и поделюсь ссылками на популярные Facebook-группы, участники которых не прочь поглумиться над стереотипами.

Читать далее →

Как можно было спасти «Interstellar» от провала

15 ноября 2014

Здесь в Окленде я бездарно потратил почти три часа на просмотр предательски многообещающего кинофильма, написанного и снятого братьями Ноланами, под красивым названием «Interstellar». Слово радует глаз и ухо. Кино — говно.

Это не постмодерн, это клюква. Антинаучная гадость вроде Армагеддона с Брюсом Уиллисом. Космос был в Gravity, сюжет в Inception. Зачем этот цирк — непонятно. Мальчишки Ноланы играют в кинишко про астронавтов и черные дырочки.

Да, рисовался космос под присмотром учёных и визуализация чёрной дыры весьма неплохая, однако, вместо метода научного познания продвигается вера в самые нерациональные человеческие качества: эмоциональность и суеверность. Реальная наука, способная посадить рукотворный объект на поверхность кометы, не так работает.

Картинка ОК, звук ОК — как положено, в космосе тишина — но сюжет кошмарный, и персонажи разговаривают какими-то жуткими шаблонами, а не человеческим языком: «Love is the one thing that transcends time and space» и прочая спиритуальная, ненаучная, лубочная дрянь. Какой был мысл рисовать реалистичный космос, если в нём не реальные люди?

Приведу пример, чтобы два раза не вставать. Сестра сожгла поле, чтобы выманить брата и посмотреть на свои детские коробки, которые от неё и так не прятали! Брат вернулся, чтобы обнаружить друга сестры с монтировкой, и жену с ребенком в машине. Очень напряжённая ситуация, чего уж там. И тут выбегает сестра с наручными часами в руке — папа шлёт нам код Морзе из подпространства! Стресс как рукой снимает. Все обнимаются. WTF? Была бы пародия, всё было б супер, а ведь они всерьёз.

Теперь о главном, о чём на самом деле нужно было снимать условный «Interstellar».

Читать далее →

Бесконечная клетка с обезьянами

31 октября 2014

Здесь в Окленде, стоя в пробках, я уж больше года слушаю всякие университетские лекции, атеистические чтения и научно-юмористические программы. В одном из выпусков очень качественной британской болтологически-космологической радиопередачи «The Infinite Monkey Cage» обсуждался уж давно волнующий меня вопрос: иррациональность — насколько это человеческое явление обусловлено генами?

В школе и в университете мне нравилось заниматься математикой: доставляло удовольствие находить простые решения непростых задач. От лени или от живости ума, я не почему. Однако, в результате сложилось весьма логически стройнок восприятие картины мира, в котором нет места иррациональному. Как говорил преподаватель по функциональному анализу: «Мне не нужно смотреть ответ, который у вас получился, если задачу решали правильно, ответ будет верный». По сей день мне крайне сложно представить, что можно воспринимать вещи и окружающие нас события иначе. Справедливости ради стоит отметить, что мистическому и трансцендентному там место находилось, но ричардбаховщина с кастанедовщиной и мурокамовщиной к третьму курсу физфака выветрились почти полностью.

Иррациональное, с которым мне приходилось сталкиваться, включая религиозные догматические поверья, всякий раз вызывало когнитивный диссонанс. Казалось, что людям просто не объяснили, не рассказали, ведь, если A = B и B = C, то A = C, и иначе быть не может. Прелесть языка математики в том, что высказывание выше верно вне зависимости от вселенной, в которой оно было озвучено. Большинство связей в мире, как мне казалось, можно выразить этими железобетонными связями, и при желании всегда можно докопаться до сути.

Оказалось, и это было настоящим ювенальным открытием — не все так думают.

Это было и в какой-то степени остаётся моей достаточно реальной проблемой, от решения которой зависит качество социальных взаимодействий и, ни много, ни мало, сохранение здравого рассудка в долгосрочной перспективе. Последнее, как мне кажется, особенно важно.

Загадочность иррациональности не даёт мне покоя.

Людям свойственно искать простые ответы на сложные вопросы. Было бы круто знать, что существует ген, препятствующий рациональному мышлению, понижающий общее интеллектуальное развития в точности на 24,5%. К сожалению, мир слишком стар и слишком запутан. Пресловутая энтропия увеличивалась и будет увеличиваться пока свет не кончится, а может и дольше.

Тем не менее можно выделить некие тенденции и взаимосвязи, способные объяснить (дать частичный ответ) или улучшить понимание исходного вопроса, что немаловажно.

Например, и это то, с чего я взялся писать сегодняшний пост, для определения уровня интеллектуального развития учёные пользуются не привычными IQ-тестами, из которых получается «ваш IQ равен …», а набором тестов. Из них вычисляют некое значение «общей разумности» под названием G (general).

Тестов для определения G больше десятка, все они про разное. В каких-то слова, в каких-то числа и математика, в каких-то формы, где-то цвета, где-то кнопку надо нажимать как можно быстрее и точнее — совокупность результатов, ±статистическая погрешность, дают искомое значение, весьма приблизительное, но лучшее, что есть.

Сами по себе тесты и существование G никого не удивят, обычное дело, скучное. Интересно становится при проведении мета-анализа: существует положительная корелляция (чем больше, тем больше) между тестами на скорость реакции и, к примеру, головоломки с буквами, или логическими задачами. Не получается сказать «он просто начитанный» или «у неё математический склад ума». Исследования показывают, что, грубо говоря, чем быстрее работает нервная система (тест скорость реакции), тем быстрее работает мозг, как её часть, тем лучше получается решать задачи. Меня весьма впечатляет такое элегантное решение: у кого-то просто мозг лучше натренирован. Чем больше процессорной мощности и оперативной памяти, тем сложнее иррациональным решениям прижиться. Такова общепринятая точка зрения современных нейро-учёных, психологов и социологов, как говорят.

Я давно веду войну с заблуждением, что люди делятся на физиков и лириков. Ибо и то, и другое вполне усваиваемо при дóлжном усердии. Сие вытекает из моих наблюдений за собой и окружающими. Мозговая производительность сродни мышце — если её «прокачать», а потом просто держать в тонусе, можно долго находиться в неплохой ментальной форме. Разумеется, у кого-то способности лучше, у кого-то хуже, однако, марафон пробежать может всякий, вопрос в том, сколько времени понадобится для подготовки.

Высказывание «в здоровом теле — здоровый дух» стоит воспринимать буквально. Кстати, занятный факт: невероятно больной ныне профессор Хоакинг в студенческие годы показывал весьма неплохие результаты в университетской командной гребле, а уж потом заболел.

Справедливости ради стоит заметить — и это возвращает нас к теме «иррационального гена» — наблюдается негативная корелляция (чем больше, тем меньше) между степенью религиозности и общими результатами в тестах. В общем случае, если мы определяем уровень интеллектуального развития по G, то верующие люди тупее не верующих. Грустный или весёлный, но факт.