Стас Кулеш в Кракове

Куда и почему мы опять уехали из Новой Зеландии.

Стас Кулеш в квартире в Кракове
Больше фото у меня в тви

Здесь в Кракове мы живём с конца августа. Здесь нет военных парадов, есть тепло в батареях и ягоды в пирóгах. Это новая часть жизни моей семьи.

Два года назад мы гуляли с женой мимо здания Шотландского парламента в Эдинбурге, мимо дворца, куда привезли тело почившей недавно королевы для прощания с народом и возбуждённо рассуждали, мол, ты только представь: ты — пан, я — пани! Мы где-то вычитали, что аж с 2007 года существует такая вещь, как Карта Поляка: документ, подтверждающий принадлежность к народу польскому и позволяющий при желании сразу подать документы на постоянное место жительства (ПМЖ, оно же «резидентство»; «реза», как её ласково называют в узких кругах иммигранты.)

«Реза» Новой Зеландии далась нам не очень легко: легализация и получение новозеландского гражданства заняло, если не ошибаюсь, семь или восемь лет. А тут, узнав про Карту Поляка, я вспомнил, что всю жизнь мой отец рассказывал про польских предков, говорил, что назвали меня в честь прапрадеда Станислава; заменял в быту ругательства польскими словами. Уронит, бывало, что-нибудь на ногу и шипит: «Sakramencka potwora». Учебник польского языка, помню, на полке стоял, и я даже в раннем тинейджерстве на неё посягал, алфавит выучил.

Жена мои басни и раньше слышала, да мало ли что там Стас болтает: поляк, сибиряк, амурчанин, зеец — всё какие-то мифические категории из занудных россказней за винчиком под сырчик. А тут, прознав о польской программе, скажем так, репатриации, я попросил родителей прислать сканы бумажек, какие есть. И в них чёрным по зелёному ксивному фону написано в военном билете отца: «Национальность: поляк», и в свидетельстве о рождении написано, и у деда тоже, что самое интересное!

Больше часа мы бродили по ковидной столице Шотландии. На дворе стоял 2020, и, разумеется, в городе был локдаун, только гулять и мечтать и оставалось. Мы радостно строили в голове планы, придумывали шуточки и всевозможные фантастические сценарии развития событий. Тогда уже было ясно, что заново проходить иммиграционный путь в Великой Британии нам влом. К тому же правила снова поменялись, всем, включая новозеландцев, подавать документы на любые визы — из места основного проживания. В декабре 2020 нам уже было ясно, что, к сожалению, придётся ехать обратно в Новую Зеландию.

А тут с моими, как оказалось, достаточно прочными и глубокими польскими корнями появились очертания какого-то нового, сумасшедшего абсолютно, размытого и бесформенного, как облако, плана. Завёл в тот день список тасков под кодовым названием «Projekt Las». Когда до ковида уезжали из Новой Зеландии навсегда в Чили, тоже был секретный туду-лист с идентичным названием на испанском. Закрыли тот, закроем и этот.

Возбуждение моё подпитывалось одной назойливой мыслью. Мне никогда и ничего в жизни не было положено. Старался учился, на олимпиады ездил, в город переехал, чтоб в университет пойти посложнее, чем местный благовещенский АмГУ; работал потом в саппорте дурацкого стартапа-разводилова под предводительством Довганя; потом по туториалам изучал Maya и программирование, чтобы сменить род деятельности на дизайн и поглубже войти в айти; эмигрировал, начинал карьеру по сути с самого начала; открывал свой бизнес и первые лет пять жил от проекта до проекта, никакой стабильности; ни на одном из этапов — мне ничего не было дано просто так, за то, что я есть.

И вот, оказывается — Карту Поляка дают за так, за красивые глаза и рассыпающиеся в руках документы с какими-то буковками. Кроме того, с Картой Поляка — можно бесплатно в музеи ходить и на трамвае ездить со скидкой! Ну и за полтора года можно, если постараться, получить гражданство Польши и паспорт Евросоюза. Себе и ребёнку. Мимо такой возможности пройти мимо никак нельзя было.

Моя маленькая семья возвернулась в Окленд, отсидела положенный срок в карантинном ковидном отеле и, прихватив с собой депрессию, влилась обратно в рутинную островную жизнь где-то там на краю света, где ничего не происходит. Время шло, «Projekt Las» буксовал и кашлял: подавать документы можно только в Веллингтоне, исключительно лично. С августа по декабрь (!) жители Окленда просидели в локдауне. Нельзя было за город в парк выехать, не говоря уж о полёте в столицу и встрече с консулом.

Встреча, внос документов проходит на польском языке. Нужно знать историю и культуру, нужно понимать, что говорят и уметь отвечать просто и по-существу. Консул может задавать псевдослучайные вопросы в духе «какой поляк, как вы думаете, самый известный?» В ответах есть нюансы, как это часто бывает. Если чиновник верующий, то это Римский папа из Кракова; если атеист — Николай Коперник. Если попадётся любитель истории, то и про воевод с королями спросит, и про дату написания конституции (первой в Европе, между прочим).

С конца ноября 2021 я начал заниматься польским языком по пять-шесть часов в неделю. Закончил курс Duolingo, порадовал сову. До сих пор помню, что змеи в ботинках, а у слона есть печенька. Начал смотреть «Ведьмака» с польским дубляжом.

В марте произошла первая встреча с консулом. Я принёс с собой всё, что было: кипу документов из СССР, выписки из костёла на дореволюционном русском, даже нарисованное мамой в виде днерожденного подарка генеалогическое дерево приволок. И сына привёл.

Шла вторая неделя украино-русской войны, и я только-только встретился со знакомыми украинцами из Веллингтонской диаспоры; очень страшно, очень все на нервах, очень разворошено всё и эмоционально. На фоне военного конфликта и ужаса первых дней мне нужно было что-то показывать-доказывать чиновнику из неизвестно дружественной ли теперь страны. Каково его личное восприятие ситуации? Не повлияет ли оно на исход встречи? Ведь консул единолично, прямо там на месте, решает дать тебе на подписание бумажку, мол, чувствую принадлежность к народу польскому, или не дать. А за этим идёт процесс рассмотрения, в котором тоже всё сто раз поменяться может с этой ебáной, развязанной сумасшедшим аквадискодедом войной. Беспокойство — уровень 80.

Спустя почти час позора, стресса сравнимого с первым устным экзаменом в университете, мы с ребёнком покинули консульство.

Разумеется, я пришёл, как новозеландский гражданин, и не было ни цели, ни причины скрывать российское гражданство. Спросили про него прямо. Ответил, как есть. По поводу войны был лишь один вопрос: получают ли мои близкие в России достоверную информацию? Я в тот день как раз настраивал родителям ВПН, поэтому ответил да, надеюсь, смогут.

Документы приняли, консула убедил рассказ о польских корнях, и генеалогическое дерево с фотографиями понравилось. Даже цены на жильё в Варшаве обсудили, уж очень они, он сказал, взлетели в последнее время.

Так был разархивирован список на тысячу дел, связанных со свёртыванием быта в Новой Зеландии и переездом в Старый Свет. Расхламляться — всегда приятно, пост «Абьюзивные отношения с говном» по-прежнему актуален. Благо за полтора года отсидки в Новой Зеландии, мы не сильно обросли барахлом. Два контейнера с детскими рисунками и другими семейными ценностями я собрал в первые дни возвращения, чтобы потом не отвлекаться.

Несколько раз за новозеландскую зиму пришлось летать в Веллингтон: то оригиналы донести, то на визы подать; то дату не ту вписали в пластиковую карточку, переделывать пришлось. Кроме этой небольшой заминки польское консульство сработало отлично! Все сроки оказались намного быстрее, чем ожидалось. Все коммуникации — стремительные и приятные. Отнюдь не те отвратительные бюрократы, от которых я заработал натуральную фобию в России. Что, если не тем цветом ручки заполню, что если запятую пропущу?! Не примут же! Здесь приняли и своевременно запроцессили.

В один пост не влезет, пожалуй, как легко или сложно уезжать и сворачивать весь быт: дом сдать, машину продать, сад подстричь, счета открыть, аккаунты закрыть, карточки обновить, права продлить, паспорта обновить, вещи продать, раздать, отложить на хранение… Две недели после отъезда нам с женой конгениально снились шкафы, изрыгающие всевозможные предметы одежды, и нет им конца. Натурально кошмары в духе говорящих утюгов Стивена Кинга. Отмечу лишь, что, когда переезжаешь в который уж раз, то это как бег на длинные дистанции. Если тренировался — берёшь и бежишь, может не так быстро, как мог бы, но пробегаешь со 99% вероятностью. Если с дивана сразу марафон — умираешь, шанс достичь финиша минимальный.

Мы добежали, и теперь моя семья, и мой дом здесь — в Кракове. Мы с сыном — поляки. Он ходит в польско-английскую интеркультурную школу. Я плохо говорю и средне понимаю по-польски. Кругом исторические здания, места, музеи, замки, пещеры, горы, вся Европа в паре часов лёта. Миллионы килокалорий вкуснейшей и свежайшей еды. Терпеливые, доброжелательные и вежливые поляки уже пригласили в парк, бар, погулять, открыли нам счёт в банке, показали окрестности, проверили контракт на аренду жилья — все очень ОК возиться с плохо понимающими, но пытающимися интегрироваться иностранцами.

Русский язык — не очень понятный, возможно, одиозный ассет. Никакой русофобии, конечно, мы не наблюдали и не наблюдаем. Наши знакомые украинцы и белорусы — когда ребёнок идёт в школу, обычно сразу строятся какие-то социальные связи — вполне открыты к общению. У всех разные ситуации, всем сложно в этом мире, все тянутся друг к другу.

Присутствие войны, конечно, чувствуется. В основном через открытую антивоенную позицию всех и вся, и невероятный уровень осознанной помощи украинцам. То, что делают поляки — это невероятно круто. Бóльшая часть украинских беженцев уже вернулась домой. Но, так или иначе, сотни тысяч людей остаются навсегда. Мы своими глазами сможем увидеть слияние народов («fusion») в ближайшие несколько лет. Это невероятно круто и очень по-человечески. Хочется верить, что не все полимеры ещё просраны: не все нынче бесчувственные эгоисты, просчетоны, психопаты и нытики.

Уверен, в Польше очень много внутренних и внешних проблем, и уверен, что с ними со временем справятся. Пока, спустя месяц после приезда, в Кракове я чувствую себя больше дома, чем в Новой Зеландии после почти семнадцати лет жизни там.

На вопрос «почему?!» я отвечаю так. Глобальное потепление, ковид, война, уютное запечье в Новой Зеландии или ядерная война под предводительством ядовитого карлика — всё это события не маловероятные и ужасающие, а жизнь — одна. Я не могу откладывать её на потом. Я не смогу потом спокойно спать, если буду знать, мол, шанс был, да был упущен. Когда, если не сейчас, правильно?

Каждый день, каждый день, я повторю и в третий раз — каждый день, я думаю о том, как нашей семье повезло, и как стремительно уходит время.

Если хочется и возможно, но страшно, то нужно делать.

Комментарии

 

Хоть потоп

Наш пляж, вулкан тоже наш

Здесь в Окленде локдаун. Из-за 1 (одного) многосложного и бестолкового случая заражения коронавирусом популярная премьер-министерка решила закрыть полуторамиллионный город на неделю, и всех остальных в пятимиллионной стране поставить на цыпочки, чтобы боялись вместе. Вчера люди десять часов простояли на въезде в город, полиция останавливала каждого и задавала важнейший для спасения всех и вся вопрос, мол, зачем вы едете в Окленд? Люди тут как бы живут. Сотни граждан простояли по 8-10 часов в пробке на жаре. Такие тут новости.

После двухнедельного заключения в как бы не очень-то добровольном ковидарии — специальном таком отеле, который управляется и оплачивается государством, и куда садят абсолютно всех прилетающих в Новую Зеландию вне зависимости от того, есть у них вакцина или вирус, или своё может самодостаточное жильё, где можно самоизолироваться наотличненько — мы наконец-то вышли в мир и добрались домой.

Когда-то давно, через десять лет после окончания школы, я вернулся в родной город Зея — небольшое поселение в Амурской области. Там были и есть гидроэлектростанция, лес, золото, там моя историческая родина. Самолёты в Зею за время стабильности Путинской России летать перестали, но можно на поезде добраться от станции Тыгда: за приблизительно три часа (дорога разбита в основном) дотрястись до города. Помню, что сперва я поразился тому, как быстро мы донеслись от поезда; потом удивился, как мал оказался мой детский ареал обитания; какое крохотное (и уютное) у нас семейное жилище; как можно пешком обойти все окрестности. Отовсюду рукой подать. В детстве и юности город Зея — это был мой целый мир: за границами школы, двора и пары улиц, где мы тусили с друзьями — Зея была моя Terra Incognitа, испрещённая непонятными знаками, полная опасностей и загадок. Приблизительно десять лет понадобилось, чтобы скукожить её до размера виноградины.

Так и сейчас, после года активных путешествий — мы буквально облетели земной шар в 2020 — Окленд показался крохотным, исхоженным вдоль и поперёк. Своим, но скучным. Прежде всего в глаза бросилась неприглядность и нескладность местной архитектуры, неряшливость и нескладность вывесок; чуть погодя, ширпотребность товаров, заторможенность услуг, мелкопакостная скандальность новостей. После шотландских замков, британского Амазона, чилийских сервисов, лондонского столичного величия и дубайского шоппинга — Окленд (ожидаемо) несколько дней казался маленьким, отнюдь не милым, пожухлым, сжамканным. В центре города — стройка. В сторону от центра — однородная, всепоглощающая сабёрбия.

Я не из тех, кто любит повздыхать на ностальгические темы. Гораздо интереснее, что дальше? А «дальше» тут, похоже откладывается. Сейчас поясню почему.

Жители сабёрбии на первый взгляд приветливы, но жутко напуганы Ковидом, коего в глаза не видели. Оттого он кажется им намного больше, чем есть на самом деле. От страха граждане прощают политикам то, что в обычных условиях терпеть уж точно не стали б. «Команда пять-миллионов» — звучит здесь из каждого динамика. Все, как загипнотизированные, повторяют одни и те же мантры. Мы со всем соглашаемся. Уже выучили, что разговор не клеится, когда хвалишь что-то иное кроме народа-победителя, который страдал, Новой Зеландии и её единственно верного подхода к борьбе со всеобщим недугом.

Борьба идёт с переменным успехом, за последний месяц было два локдауна, на этой неделе школы опять закрыты. Выбран жёсткий вектор на уничтожение: ноль случаев любой ценой. Вакцины вот только-только вяленько начали ставить. Недочётов в политике партии, если вы спросите новозеландцев, нет: для всех минусов находится рациональное объяснение. Сложно, мол, экономика, мол, хилая, много факторов. Фраза «Вы что, хотите, как в… ?» — всегда способствует конструктивному диалогу. Я аргументы эти не списываю и не девальвирую, конечно, но к любому единодушию отношусь подозрительно.

Мы пока наблюдаем и слушаем, и ждём, что будет дальше.

Что дальше — этого тут, похоже, никто не знает. Все гонятся за «как прежде», а его — точно не будет. Потому что его не может быть.

Друзья и знакомые удивлены прежде всего тем, что мы вернулись. Очень много скучных разговоров про пандемию. Почти два года заняло собраться и уехать из Новой Зеландии, и всего лишь три дня понадобилось, чтобы вернуть всё в исходное состояние: вынуть хлам из сарая, расставить его по дому; машину вот уже купил, электрическую; ищу способы кофемолку доставить через Австралию, здесь-то нет ничего. Буэ и скукотища.

Обыденность пугает, как повторяющийся детский кошмар.

Хоть прямо сейчас и локдаун (игрушечный, можно гулять, почти всё открыто, маски минимально, дистанция условно, на отслеживание контактов все забивают) — можно сказать, что коронавируса в Новой Зеландии нет, и здесь всё, как прежде. И это «прежде» — приводит в ужас.

Гори весь мир радиоактивным огнём, иль будь там глобальный потоп — в Новой Зеландии будет всё, как всегда — как прежде.

За прошлый год мне довелось пожить в Латинской Америке и Европе. Оба региона чрезвычайно сложны и самобытны. Они наполнены противоречиями, пропитаны историей, хитровыебанными проблемами и людьми с самыми необычными судьбами. У нас с женой и ребёнком за этот год появилось несколько десятков удивительных знакомых. Кто-то на пяти языках говорит, кто-то книги пишет, кто-то французскую культуру преподаёт в университете. У всех судьбы, истории, беды, свой неповторимый опыт.

Мы побывали в шести локдаунах, в шести разных странах и городах, было немало времени для самокопания, самоедства и максимального беспокойства. Нашёлся месяц-другой и на философствования.

Целый год Ковид шёл по пятам. Был момент, в Чили показатели зашкаливали и люди натурально шугались друг от друга, потому что вирус наступает, лекарства нет и просвета никакого нет: всё, что можно — это сидеть безвылазно дома и бояться вместе. Когда в Великобритании появился новый штамм и стремительно начали закрываться школы, кафе, бизнесы и всё-всё-всё, а мы застряли в Лондонском аэропорту — там непонятно было, куда деться от заразных частиц летающих и разложенных по поверхностям.

Стоишь с маской на лице в центре пустого аэропорта Хитроу и принимаешь судьбу такой, какая она есть.

Страны и города закрывались, билеты отменялись, друзья и близкие оказывались в максимально неприятных ситуациях, когда и помочь нельзя, и посоветовать нечего. Мысли о том, что мироустройство не стабильно, мы не вечны, и надеяться не на кого — каждый день были такие мысли.

Времени действительно мало, и жизнь по-настоящему коротка. Лишь в постоянном движении нашли мы панацею от разрушительного ощущения того, что реальность утекает сквозь пальцы, и не за что уцепиться.

Звучит депрово, но то жизнеутверждающие мысли, на самом деле. Которые заставляют вставать и делать прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.

Они и сейчас никуда не делись, но, я очень опасаюсь, что «прежде» их затормозит, как лишняя стопка водки после которой тянет в тупой сон.

Пока мы, здесь, в Окленде, решили перевести дух и подумать, что делать дальше. Очевидно, что жизненно необходимо продолжать движение, потому что ничего, кроме него нет и быть не может. Должны появляться новые впечатления, навыки, люди, места, проблемы, знания. Без этого — застой: «прежде» и «как всегда» доведут до ручки, глазом моргнуть не успеешь.

Комментарии

 

Протест онтологии

Здесь в Эдинбурге мы становимся старше. И чем старше мы становимся, чем крупнее мазки на картине мира.

Детский день занят переживаниями о том, где и с кем сидеть в столовке, и спросят ли домашнее задание. Каникулы, как и уроки, кажутся бесконечными. Дальше одного дня ребёнок не думает.

Студенчество не только приносит ненужные знания, но и учит чуть-чуть планировать наперёд. Если не сделал ежемесячные задания — «месы» — будут проблемы. Не подготовил лекции или не нашёл у кого их гарантированно списать — на сессии будет сложно.

В карьере желательно смотреть на год-два вперёд. Нередко буквально в дверях спрашивают, мол, где вы себя хотите видеть через пять лет? Ояебу о таком задумываться сразу после университета. Откуда мне знать?! 

Однако, чем старше, тем меньше риска в каждом отдельно взятом отрезке времени. Моменты складываются в дни, недели, месяцы, а после и годы. С появление детей желание уменьшить или нивелировать риски усиливается обратно пропорционально желанию выспаться. Не успел родитель и глазом моргнуть, как детство закончилось, и в Деда Мороза никто не верит.

В юности будни остро заточенне, как ножи и прозрачно простые и стройные, как хрусталь. У раннего «Аквариума» песни про стрелы, зеркала, серебро и сталь. Позднему БГ снится пепел, у него «500 песен и не о чем петь».

Реальность от пониженного риска трансформируется в обрюзгшую тестообразную массу: углы скругляются, центр масс сдвигается к основанию. Там, где молодому-независимому прыг-скок и порядок, взрослому и ответственному (за детей и родителей, например) полгода запрягать. Не факт, что потянет лошадка телегу, загруженную жизненным опытом и прилипшим нему, как пук волос к кому серого, когда-то цветного и блестящего, пластилина, хламом.

Заметил намедни в свои сорок лет, что планы теперь простираются на декаду, не меньше. Если не заглядывать так далеко, запросто можно оказаться в ситуации, когда «как же я раньше-то не подумал об этом?» и ничего не исправить, банально не будет времени.

Ковид, немаловероятный астероид или закипание океанов от жара горящих лесов — форс-мажорные события, конечно, никуда не денутся. Но кажется мне сегодня, что только полагаясь на себя, не оглядываясь на по-достоевски кастратскую судьбу-судьбинушку, можно не профукать отведённое нам всем и каждому в отдельности время.

Как ребёнок набирается всё утро смелости дать на перемене отпор хулиганам в ответ на травлю; так взрослый бодрится и накачивает себя уверенностью на декаду вперёд — чтобы дать отпор одиночеству, старости, бедности и нескончаемому беспокойству. В осознании том может и есть — взрослость.

Я так вижу.

Комментарии

 

Два вперёд, один назад

Вид из окна моей квартиры в Эдинбурге

Здесь в Эдинбурге ковид — говнит. Он снова спутал все планы. Впрочем, какие могут быть «планы» в 2020?

Вышедшие первого декабря поправки к иммиграционным правилам Великобритании не позволяют посетителям (туристам, гостям по сути) подавать на другие визы, находясь внутри страны. Нужно выехать. И выехать обязательно в страну постоянного жительства.

Это весьма бесячье обстоятельство для жителей таких стран, как Австралия и Новая Зеландия, особенно в 2020 году. И так было бы не очень удобно, прямо скажем, метнуться через полмира, чтобы заполнить онлайн формы именно из Окленда, но в этом году приезд в Новую Зеландию означает две недели в карантине. Желающих вернуться при этом так много, что отелей (‘covid camps’) не хватает, и ближайшие даты — я смотрю прямо сейчас — не раньше, чем середина февраля: два с половиной месяца от сейчас. Такова цена путешествий во время пандемии.

Невзирая на ковид, нам удалось побывать в Аргентине, прожить полгода в Чили и Шотландии, и, я думаю, около месяца мы будем болтаться по пустынным улицам туристической Европы прежде чем вернуться назад в спокойный и уютный Шир. Там я расчехлю электрический скутер, гитару, фортепиано. Кроликов своих увижу — они до сих пор живут на заднем дворе, говорят.

Дом поднялся в цене почти в полтора раза с момента покупки. Школа хорошая. Очень надеюсь, что пригородная жизнь не затянет, не затуманит, и мы не затеем масштабный ремонт. Очень надеюсь, что не придётся покупать пыхтелку на колёсах aka автомобиль. Если придётся, то постараюсь найти электрическую.

Офис Karma мы закрыли и скорее всего больше никогда не откроем, поэтому ездить куда-то каждый день мне, например, не надо совсем. А до школы ходить — два километра полезных для сердца.

С одной стороны, весьма приятно представлять, как мы вернулись домой, достали вещи из хранилища, собрали отданное для сохранности друзьям, купили новое, расставили всё — и бах, мы дома. Таков и был изначальный план в начале нашего большого путешествия.

Всё субъективно. Когда почти год назад мы уехали из Новой Зеландии, я перевернул страницу и наметил планы в относительно далёком будущем. В них были включены какая-то новая страна, новая культура, новый язык, новые люди, новые хобби, новые места — чтобы все каналы на телевизоре постепенно стали новые.

Я затеял эксперимент: было бы круто жить, где хочется и заниматься любимыми делами, коих не очень много, если разобраться:

  • Много ходить
  • Впитывать новую культуру и исследовать достопримечательности
  • Фотографировать
  • Играть с кем-нибудь музыку
  • Проводить время с ребёнком и семьёй в целом, и с женой отдельно
  • Высыпаться
  • Пробовать новую еду и хорошее винишко
  • Строить бизнес и стартапы вроде Карма, которые должны при этом расти, конечно, чтобы не из пустого в порожнее

Как автомат Калашникова: секрет моего благоденствия — это железяка, деревяка и патроняка — составил их вместе, и механизм работает в любых условиях. Разве я о многом прошу?

Нахрапом взять крепость не получилось. Можно ли остаться в Великобритании? Я думаю, что скорее всего можно. Но это будет не прямой путь, и скорее всего на долю процента нелегальный и, как следствие, рискованный.

Индикатор ебанутости

Представьте, что существует индикатор ебанутости, где с одной стороны шкалы беспокойная цыганщина и сумасшествие, а с другой — холодный расчёт и спокойное следование правилам, то я чувствую, как цыганщина обуревает. Надо оставаться в рамках разумности и клёвости.

Кроме этого — ковид не благоговит. Невзирая на то, что мы провернули две иммиграции за почти уж прошедший пандемический год, похоже, придётся совершить третью эмиграцию — покинуть настроенный быт в Шотландии и вернуться в тихую гавань Новой Зеландии. Надолго ли? Не могу сказать, но полагаю, что как минимум до конца 2021. Время покажет.

Такие стали с первого декабря правила. Я почти перестал злиться на бюрократическую систему Великобритании, нет смысла лаять на погоду: это их страна, их правила, их порядки, их традиции. Если не хотят принимать молодых, образованных, здоровых, положительных персонажей из дружественной страны, деды которой воевали — кладбище павших воинов ANZAC буквально через дорогу — это их дело. Очевидно, тут клубок проблем из прошлого, непредсказуемый Боджо-премьер и Брексит на носу. И без нас полно забот.

В этот сумасшедший год перипетий и стохастических событий по всему свету тот факт, что моя маленькая ячейка общества таки справилась с программой минимума, активно пропутешествовала весь год, и в конкретный день, как было запланировано, возвращается домой с полными карманами историй и поднятыми флагами — приходит удовлетворение от определённости. Как неуклюжими лапами скользкую рыбу ловить в ручье и — бац! — поймал и крепко держу.

Мы возвращаемся на островок стабильности, продираясь через бурю. В мире пиздец, в Новой Зеландии — штиль.

Это воодушевляет. Но есть и другая, обратная, сторона медали.

В период увлечения фильмами про сумасшедших людей, которым обязательно нужно взобраться на Эверест, один из эпизодов отчего-то запомнился намертво. Когда одного из группы покорителей вершины, Бека Уэзерса, успешного медика из Штатов, у которого семья, дом, работа, всё вроде хорошо, спросили, мол, зачем он лезет, зачем подвергает себя дикой опасности? Он ответил, не берусь точно цитировать, приблизительно так:

«Когда я не в горах, то каждый день за мной витает маленькое чёрное облако.»

Очень опасаюсь, что «чёрное облако» встретит меня в уютной Новой Зеландии. Бек умер и воскрес там на Эвересте, удивительная история, и после этого никому не советовал следовать его примеру, ибо говно он, а не пример.

Как известно, пугает не монстр, а неизвестность.

Известно, что меня и мою семью ожидает дома в Окленде. Не известно, во что это превратится через год-другой спокойной жизни в привычных пенатах.

Я надеюсь таки перевернуть календарь страницу и вернуться в Шотландию в частности и в Европу в целом, уж больно тут интересно.

P.S.: Всего лишь 84 дня и US$5000 займёт перемещение из Эдинбурга в Окленд во пандемическом 2020.

Комментарии

 

Недомеры и недомерки

Этим публичным туалетом пользоваться нельзя. Точно нельзя. Совершенно точно.

Здесь в Эдинбурге мы готовимся к третьему локдауну. В Великобритании ввели новые ограничения, борются с вирусом: в Англии средней строгости, в Шотландии чуть серьёзнее.

Напомню, что мы сбежали из Чили в июле, когда там после нескольких месяцев жёстких мер дело с больными коронавирусом шло на поправку: стало меньше 2000 новых случаев и меньше 50 умерших в день. При такой статистике уставшие от карантина чилийцы соблюдали дистанцию, носили маски, косо смотрели на нарушителей, хвалили карабинеров за поддержание порядка и выполнение ковидных законов. Было ощущение, что вся страна, как в блокаду, борется с врагом-вирусом — общая война, общее дело.

А то это время в Великобритании все наслаждались оттепелью, и мы с выпученными глазами, как голодные беглецы с зоны, смотрели на людей без масок на улицах Лондона.

В конца июля здесь на всю шестидесятимиллионную страну было 500 случаев в день. Однако, у всех местных, с кем бы я ни говорил на тему ковида и связанных с ним ограничений, модель поведения почти никак не изменилась: дистанция-шмистанция, всё равно все врут, правила дурацкие, я буду вести себя, будто ничего не происходит.

Логично, естественно, очевидно — последовал рост количества заболевших. За вчера их было 12600, сегодня 14542 19724 и 137 смертей! Если сравнивать с Чили и, для наглядности, США, то выглядит это так.

Мы вернулись в точку отправления.

Все устали. Вообще все. Какие-то бюрократы и их нанятые непонятно как, непонятно где айтишники перепутали столбцы с рядами при сохранении данных в формат XLS, и тысячи подтверждённых случаев выпали из статистики. Столбцов в Excel может быть не больше определённого значения, а вот рядов — сколько угодно. Головотяпство максимальное: абсурд и «The Thick of It» полный.

Абсурдны и новые правила, которые Борис «БоДжо» Джонсон озвучил пару недель назад. Им никто не верит, их никто не понимает.

  • Пабы, кафе и рестораны закрываются в 10 вечера!

    В итоге все набиваются туда, как сельдь в банку к 9, потом высыпаются на улицы в 10, толпятся там и на под завязку заполняют публичный транспорт по пути домой. Мэры многих городов не одобряют.
  • Больше 6 человек из разных семей в одном месте собирать нельзя, в гости и на домашние посиделки нельзя. В Шотландии, в Эдинбурге в частности, до марта нельзя ходить друг к другу в гости: больше двух семей собираться нельзя под одной крышей.

    При этом дети, которые разносят заразу похлеще взрослых, не учитываются. Им можно перемешиваться, заболевать и распространять. Школы и сады продолжают работу. Все очень-очень не хотят, чтобы школы закрывались. Это будет удар по экономике и духу.

    Уборщики, водопроводчики, газопроводичики, телеантенщики, строители и любые другие мастеровые могут приходить в чужие дома. Экономика прежде всего.
  • Внутри помещения обязательно носить маски всем!

    Но если это кафе, то можно садиться за стол и снимать маски. Часто это буквально в метре от входа, где все в масках стоят.

    Автобусы и метро ходят, Уберы и такси — не проблема. В гостинице, конечно, можно остановиться, где только-только чужой человек ночевал: дышал, чихал и кашлял.

Вот такие строгие правила, которыми собираются победить Ковид. И он, как можно представить, сравнив правила с тем, что было, например, в Чили — не побеждается. Но и не побеждает, что удивительно.

Почему такие противоречивые ограничения? Рационализовать сложно, чиновники не очень стараются поддержать свои слова фактами. Да и не работают они, все видят. Однако, не это поражает.

Удивительно, что почти никто не говорит о том, отчего такой большой разрыв между количеством подтверждённых заражённых и количеством умерших?

Много стали делать тестов молодым, а старики стали осторожнее?

По сути, именно этот параметр определяет действительную степень опасности: если я выйду на улицу и повстречаюсь там с сотней случайных людей, какова вероятность, что я заболею? Какова вероятность, что у меня — вот мой возраст, хвост, усы и документы —  будут осложнения? Велик ли шанс, что я в связи с этими осложнениями останусь инвалидом? Возможно ли, что я помру вообще?

Мой любимый Fermi Paradox помогает мыслителям оценить вероятность того, что разумная жизнь во вселенной есть и нам (человечеству) удастся с ней встретиться в отпущенное на этой планете время. Использованная в дискуссии формула — это мультипликация нескольких параметров, которая даёт учёным заветное число. Чем оно больше, тем выше вероятность. Однако, чем больше в формуле неизвестных и чем выше разброс значений, тем меньше определённости в ответе.

С одной стороны, выдвигаются многочисленные аргументы за то, что во Вселенной должно существовать значительное количество технологически развитых цивилизаций. С другой стороны, отсутствуют какие-либо наблюдения, которые бы это подтверждали. Ситуация является парадоксальной и приводит к выводу, что или наше понимание природы, или наши наблюдения неполны и ошибочны.

Как сказал Энрико Ферми — «ну, и где они в таком случае?».

Перевод источника

Так и с набившим оскомину ковидом — не оставляет ощущение, что если собрать правильные множители в формуле, то можно не надеяться на случай, а знать так ли опасен чёрт, как его малюют?

В Шотландии 5 миллионов, было сделано 697 тестов, из них 12.8% показало, что вирус есть. Если предположить, что 80% вообще без симптомов, то разносчиков вируса здесь около 3500. Вероятность встретить такого человека на улице — 0.07%. Если я весь день болтался, и столкнулся с тысячей прохожих, то среди них скорее всего был почти целый (0.7) больной ковидом. Каков шанс, что я получу их вирус? Неизвестно. Вроде 4.5% вероятность получить осложнения, и 0.8% вероятность помереть в моём возрасте без вредных привычек и хронических заболеваний. Много это? Чёрт его знает.

Запросто вероятностная ковид-формула может так сложиться, что шанс получить травму от домашнего насилия выше, чем серьёзно заболеть.

На то и нужны учёные, чтобы корректно рассчитать и доступно объяснить.

Вместо этого бюрократы не могут срастить таблицы в Excel и беспокоятся о своих политических рейтингах, делают видимость активности, а вирус, как шёл, так идёт. А у граждан наступает ковидное онемение, и пандемическое ментальное истощение. Да и с работы того глядишь попрут, а школы закроют. Очень неприятная обстановочка-с.

Складывается впечатление, что Великобритания собирается жить с ковидом. Локдауна, говорят, не будет. Экономика и общее благоденствие важнее, говорят, чем личная безопасность меньшинства. Чрезвычайно интересно было бы знать, каково это меньшинство, каково это магическое Число Опасности?

Комментарии