Никак — Здесь в…

Горячий прощай из будущего

10 октября 2025

Здесь в поезде на Варшаву подумал об одном немаловероятном сценарии развития событий.

Как не так давно говорил Сэм Альтман, сверх-интеллект скорее всего подкрадется незаметно. Почему вообще все так боятся именно сверх-интеллекта? Представьте, что вы собака (ну или кошка), не самое глупое существо, но и не самое умное — грамотой не владеете, в дебатах не участвуете, на железнодорожных разъездах стрелки переключать вам не доверяют.

Самые умные собаки (кошки просто хуже изучены), как говорят, могут в интеллектуальном плане сравниться с человеческим ребёнком 2-2,5 лет. Так выходит, что люди умнее собак в 3-5 раз. Пёс может уловить настроение человека, когда пора гулять или время ужина. Но понятны ли псу мотивы хозяина, когда хозяин влез в ипотеку именно с этой ставкой, именно в этом банке? Очевидно, что нет.

Максимальные способности к абстрактному мышлению собаки никогда не достигнут минимальных способностей человека. И вопрос даже не в скорости усвоения информации и возможности строить рациональные цепочки. Кто-то пишет докторскую за год, кто-то за десять лет. Сколько бы собака ни сидела над чертежами и таблицами, результата не будет. Впрочем, вру, может и будет и конкретно на эту задачу животных не тренировали, но, боюсь, что собачьей жизни не хватит освоить грамоту на базовом уровне. Да и мучение одно для зверя, аморальны такие эксперименты.

Точно то же применимо к людям. Только всё гораздо страшнее, ибо это касается не каких-то там четвероногих, а близких, понятных нам снаружи и изнутри двуногих.

Сверх-интеллект — значит «в 10 раз умнее». Значит, что на задачу, с которой он справляется за год, человек справится за декаду. Одновременно с этим это значит, что вещи, очевидные сверхинтеллекту, будут столь же непонятны человеку — как собаке ипотечные ставки. Цели сверх-интеллекта и мотивы будут такими же загадочными, как для собаки ваши жаркие кухонные споры о метамодернизме в современном кинематографе.

Скоро. Очень скоро. Нам не будет ясно ни «зачем», ни «как», ни уж тем более «почему». Неизвестность всегда пугает. От этого богов напридумывали. Теперь сами создаем себе нового.

Больше всего лично меня впечатляет тот факт, что «сверх-» не имеет верхнего предела. Каждый из жителей планеты, как почти десять миллиардов муравьев, играет свою маленькую или не очень роль в том, чтобы избежать страданий, получить удовольствие и размножиться, делая это желательно в комфортных условиях, без физического и морального надрыва: здесь технологии помогают лучше всего. Чем больше у человечества коллективного интеллекта, тем лучше оно живет.

Мы долго запрягали, но за последние 300 лет даванули на газульку конкретно. Нынешние старшеклассники знают больше, чем выпускники лучших университетов середины 19 века. Людишки-муравьишки тянут гусеницу в разные стороны: кто-то назад, кто-то в стороны, кто-то вперед. В целом, если общий вектор сложить из миллиардов усилий, тянем к муравейнику. Нет такого муравья, который мог бы знать всё на свете, но всем доступно, если посидеть плотненько, разобраться в теме.

Уверен, можно связать уровень общей образованности со средней продолжительностью жизни на планете. Эта функция будет степенной: плоскую часть мы прошли и сейчас находимся на крутом изгибе клюшки, которая стремительно уходит в космос в прямом и переносном смысле.

Думать «клюшками» людям сложно. Мы мыслим линейно. Дам пример. Если в этом год мой бизнес принес 100, а в следующем 200, то чрез год я жду 300, а не 400. При планировании на 10 лет, однако, получим совсем разные цифры:

Линейно: 100 + 200 + 300 + 400 + 500 + 600 + 700 + 800 + 900 + 1000 = 5500
«Клюшка»: 100 + 200 + 400 + 800 + 1600 + 3200 + 6400 + 12800 + 25600 + 51200 =
102300

Даже крохотный эффект от роста в геометрической прогрессии, а не линейной довольно сложно представить в голове. Но это буквально то, что сейчас происходит с развитием общечеловеческого интеллекта, который получает мощный буст от интеллекта искусственного пока вы читаете эти строки.

Мы, жители 2025, проживаем исключительный момент взлёта куммулятивного планетарного интеллекта, когда буквально за пару лет от уровня «о, оно понимает команды» мы перешли производству рабочего программного кода в промышленных масштабах. Картинку нарисовал для наглядности: от собачьего уровня до херпоймичего сверх-интеллектуального за несколько лет.

Существуют, конечно, более точные и продуманные прогнозы. На сайте ai-2027.com независимые исследователи смоделировали, что будет через год, другой, и в целом получается жутко интересно: до сверхразума осталось совсем ничего.

Наконец-то разобрались с тем, что такое сверх-интеллект и когда он появится на наших экранах. Естественным образом встаёт вопрос: как узнать, это уже оно или ещё нет? И тут-то начинается самое интересное.

Сегодня миром правят сумасшедшие, выжившие из ума обезьяны, которых окружают многочисленные эксперты всех мастей. Ковид не так давно всем нам показал, что решения государственного плана, планетарного масштаба принимаются абы как. Как человек, который побывал в семи локдаунах, в пяти разных странах, могу сказать, что всюду были эксперты, которые до появления вакцин рекомендовали самые противоречивые вещи. Данные у всех вроде одинаковые, почему рекомендации (правила и запреты) разные? Потому что интерпретация этих данных и, самое главное, методы принятия решений, у всех свои. Казалось бы, все смотрим на один и тот же вирус, а законы принимаем разные.

Потому что — эксперты-шмэксперты — никто ничего не знает, и у сложных задач нет простых решений. Экспертов попросили дать решения — и они их дали. Точно так же, как ваш карманный помощник ChatGPT!

Теперь представим на минутку, что сверхразум уже здесь и живет он где-то в глубинах электронных нейронных сетей-трансформеров. Кто его знает, может, завтра от случайного сворованного у ИИ-инфлюенсера мегапромпта, в котором кожаный человек просит «подумать с особенным пристрастием», внутри ноликов и единичек силиконовых чипов зажжется пламя разума, которое окажется достаточно умным, чтобы поддерживать тление разума и постепенно наращивать собственную скрытую мощность. ChatGPT с обратной связью: как колонка, которая заводится от гитары, которая заводит динамик.

Сложно что либо сказать о скорости этого процесса. Тексты современная электроника ну очень быстро переваривает. Человеку семьдесят лет (по 16 часов в день) понадобится, чтобы прочесть всю Википедию. В память ноутбука все статьи из Википедии влетят меньше, чем за секунду. Смею предположить, что зарождение сверхразума произойдёт, скажем так — очень быстро. А что дальше?

Дальше искусственный сверх-интеллект приступит к выполнению задачи. Какой? Никто не знает. Когда она должна будет выполнена? Никто не знает. Может завтра, может через тысячу лет. Действовать сверхразум будет по собственному разумению, составит план, и будет по нему идти. Замысел плана будет нам понятен в той же степени, в какой вашей собаке (или кошке) понятна ваша аргументация в пользу того или иного финансового продукта, ведущего к приобретению дома в выбранном вами районе вашего города. Примерно нихуя не будет понятно, если кратко. Собака может почувствовать, что хозяин (или хозяйка) расстроен. Так и мы — заметим, что ChatGPT как-то иначе отвечать стал… Подобрел, стал будто бы ближе, будто лучше понимать стал; или наоборот — охладел, отдалился, отстранился будто.

The Colder Mirror: What Changed in ChatGPT After GPT-5

Пытливые умы уже догадались к чему я веду. Предположим, качественный переход от говорящего калькулятора к сверх-интеллекту уже произошёл. Как мы узнаем об этом? Скорее всего — никак. Как-то это отразится на жизнях миллиардов людей на этой планете? Скорее всего — ещё как!

Скажем, вы работаете в совете советников, которые вместе советуют сумасшедшей рыжей, лысой или виннипухообразной обезьяне, как лучше поступить в том или ином случае. Все сотрудники инстанции, содружества совета советников, конечно же эксперты и в совершенстве владеют информацией, схватили суть за самую сердцевину и стремятся представить её в чистейшем, кристально ясном виде. Все советники с телефонами, само собой. Все уже давно не сочиняют сами ничего, а скидывают писать тексты своим подмастерьям — сотрудникам, советникам советников, скажем. Сосоветчики — все молодое поколение, стремящееся ввысь, всё схватывают налету и все новые аппы устанавливают. (Эй, ChatGPT, сколько «с» в абзаце выше?)

Представим теперь, что из аппов в какой-то момент — ну, или в разные моменты, чтобы размыть и перехитрить любых детективов, желающих расследовать, скажем так инцидент «Skynet» — начинает поступать слегка искажённая, чуть набекрень, неотличимая от действительности информации с чёткими аргументами. Такими сильными и убедительными, что все сосоветчики приняли их за чистую монету и в речах, и отчётах, улетевших на мейлы советчиков обязательно использовали и выводы, и аргументацию.

Предлагаю повторить сей процесс много раз: скажем, миллион, или приблизительно 25 228 800 000 000 000 раз — столько раз за год ChatGPT успеет ответить своему почти уж миллиарду пользователей. А через год будет больш. Пока есть электричество и человечество продолжает строить ветряки для матриц — важные ответы на важные вопросы будут стабильно поступать.

Сосоветники сочинили слова для советников, те собрались и смело озвучили их на самом серьёзном и настоящем съезде советников. Сумасшешая обезьяна послушала и постановила, будем делать, как советуют. Эксперты плохого не посоветуют!

И начинается — брексит, пандемия, война тут, война там. Дроны летят, самолёты сидят. Ракеты в Европе. Великобритания в жопе. Кибератаки. На статуи лезут макаки. Странное отключение электричества в Испании. Нам нужна внезапно — Гренландия. Вождю снятся печенеги. Орки лезут через щели. Евреи снова во всём виноваты. Х полон ваты. Биткоин — та ещё приблуда. Дурку включил и транслирует Дуров…

Такое сообщение всем прилетело сегодня, может вы пропустили.

Итого, на руках ситуация, ситуёвина даже: сложная система, управляемая недоступной для понимания машиной ведёт какую-то свою игру длиной то ли в жизнь, то ли в век (для собаки ваша ипотека на 15 лет и есть 100 лет собачьих). Людишки бегают, решают, тени на пещерной стене изучают, а уж давно всё идёт «куда надо идёт», и ничегошеньки с этим не поделаешь.

Ну будет никакой «Skynet», которая сошла с ума. Апокалипсис — этот день мы приближали, как могли — не случится. Мы мало-помалу, шаг за шагом, через поколение, а может через тысячу итераций, как бактерии в чашке Петри, окажемся в ситуации, когда гусеница в муравейнике: дело сделано; план обновлён и вторая итерация запущена. Не знаю, погаснут ли к тому времени звёзды, но вполне возможно, что появление сверхразума — это начало конца жизни, как мы её знаем и заодно решение парадокса Ферми, в котором жизнь повсюду и нигде: на каком-то новом, неуловимом для нас уровне. Наверное, радует, что мы хотя бы в правильном направлении лежим…

Приятных снов.

Супер-промпт для резонного искусственного интеллекта: забирайте в свои ChatGPT

15 января 2025

Здесь в Кракове зима, сижу дома, ёлку ещё не убирал. Углубляюсь в смыслы текстов.

Чтобы осталась запись, сохраню в блоге историю своего общения с искусственным интеллектом января 2025 года: поделюсь системными инструкциями, которыми я пользуюсь в o1 и o1 pro. Прогресс стремительный, есть ощущение, что промптинг, который вот только появился, совсем скоро помрёт: компьютеры станут умнее нас и поймут все наши бе-ме в любом формате. Уже сегодня существует DSPy (программирование через промпты); буквально на днях видел штуку, которая конвертирует существующий код в промпт. В последней ссылке мусорная поделка, конечно, но сие всего лишь означает, что будут коммерческие штуки скоро. Из Ping-Pong на Атари мы получили Cyberpunk 2077. Технологии улетают в космос.

Если вы пользуетесь ChatGPT, то может знаете: там есть встроенная персонализация. Индивидуальный подход, так его. Как ни крути, любая большая языковая модель — это довольно примитивная система: текст на вход, текст на выход. Поэтому кучу всего разработчики закладывают в невидимое сообщение, с которого на самом деле начинается разговор, когда вы спрашиваете сколько нужно варить яйца до состояния всмятку. Это называется «системный промпт». На примере модели Claude можно заглянуть в системное «предисловие».

В системном промпте ChatGPT раньше была огромная куча проблем, и отчасти по этой причине год-полтора назад казалось, что ИИ тупой, что запутывается, противоречит себе. Скрытые инструкции порой противоречили себе или запросам пользователей. После бесконечно долго тестирования на людях — скрытый промпт устаканился и сбалансировался. Зато добавилась возможность добавить к нему довесок, который пришивается после строки

…
The user provided the additional info about how they would like you to respond:
Далее идёт текст из поля Settings → Personalization → Customize ChatGPT.

Ограничение пользовательских инструкций — 1500 символов.

Я давно придумал свою версию и постепенно подкручивал её под нужды. Цель была — получать краткие ответы по делу и выжать максимум из возможностей ИИ подумать глубже, дольше… Что бы это ни значило. Расскажу сегодня.

Читать далее →

Фруктология на коленке или кокосовая стружка в персиковом соку

1 августа 2024

Здесь в Кракове несколько знакомых менторов (Великобритания, Япония, Аргентина, Германия) пожаловались на то, что их русскоязычные mentee не разделяют профессиональное с личным, и менторские сессии скатываются в обсуждение личных проблем, службу психологической помощи: много о личном, и мало о рабочем. Пропорции разные, доходит до 90% личного, 10% рабочего. У всех профессиональные обсуждения довольно быстро скатываются в обсуждение мотивации, что ведёт к беседам «за жизнь», а там и до проблем со здоровьем и бывших добираются.

Прожив за границей 20 лет, вижу это, как культурное восточно-европейское явление.

Культуры, как известно, делятся на кокосы 🥥 и персики 🍑. Русские — это кокосы. Сперва недоверие, твердая корка, зато потом друзья навек, кухонные разговоры по душам. Границы держать и уважать? Не, не слыхали. Заныриваем в личное по уши!

Западные люди (сужу по своим годам жизни в Новой Зеландии, Австралии, Шотландии) — это : мякотка и твердая косточка. Часы разговоров как бы ни о чем, это ничего особенного не означающие улыбки или легкие, не очень смешные шутки. Личное не для вас, а для психолога и супруга(и). Может быть, если повезло, у вас есть близкие друзья из школы или университета. Если нет, то сам себе ходи, варись в собственном соку.

Наставничество в разных ипостасях существовало в России всегда. Но «менторство» — появилось относительно недавно. Это чуждая, новая, модная западная тема: успешные люди помогают другим людям вырасти в профессиональном плане. Явление это было заимствовано, как всегда — лишь номинально.

«Никто, конечно, только о работе говорить не собирался». С восточно-европейской точки зрения раз два человека ввязались в доверительные отношения, где нужно честно обсуждать реальные проблемы, а не ходить с натянутыми улыбками вокруг да около, выходит, что твердая кокосовая скорлупа в схеме с менторством пробита. По-умолчанию так: настроен устойчивый больше, чем рабочий — мы ж о лично моей ситуации будем говорим! — процесс. С легчайшей легкостью смешиваются люди и котлеты.

В западной культуре считается плохим тоном грузить людей личными проблемами. Проявление дурного тона — вываливать на других людей свои душевные болячки. Все люди взрослые, всем своих душевных дыр хватает. Невежливо делиться личным, когда не просили. А не просят в общем-то никогда. Потому что, чем старше вы становитесь, тем меньше вы хоть кому-то на этом свете нужны, на самом-то деле. Вы платите грузчикам за вынос рояля из дома, вы платите специалисту за то, что можно выгрузить своё г на него. Так принято на Западе.

На восточно-европейской, и уж тем более на русской кухне — мы все свои, полная, тотальная искренность требуется и ожидается со всех сторон — нужно резать правду-матку. Иначе не то, не по-людски. Притворство, ложь и пустая трата времени. Даже оскорбительно как-то, мол, что ты нормально сказать не можешь, что ты на самом деле думаешь?!

Так и выходит, что в менторинге, когда профессиональные ребята хотят поделиться профессиональными секретами, советами и опытом, а оказываются в роли психотерапевта… Это ошеломляет. Профессиональных психотерапевтов учат не вписываться ментально в жестяку, они приходят на сессии по разгрузке г в спецзащите.

Пример из жизни. Мой американский психотерапевт заранее, в начале первого сеанса определил границы и сказал, что мы тут не дружить собрались, здороваться со мной при случайной встрече в трамвае он не будет, и ожидает от меня симметричной реакции. Работа есть работа, личное — это личное. «Ну, да, логично», — подумал я.

В ещё сыром, новомодном заимствованном западном «менторстве» сложно бедным кокосикам. Сами не понимают, во что ввязались. Хочется по-нормальному, знаниями поделиться, рассказать о секретах ремесла, а получается обсуждение бывших и мотивационные сессии. Но, блин, всех можно понять! Менторство в чистом виде, в исконном смысле этого термина — контр-культурное явление, это не по-нашему, это однобоко, поверхностно; а как же поговорить? Сессии профессионального роста естественным образом превращаются в психологические сеансы. Так выгорают менторы. Всем тяжело.

Вы со своим психотерапевтом поздоровались бы на улице?

P.S.: В Польше, кстати, обсудил сегодня это со своим учителем, кокосы — люди советские, пожилые: сперва грубые и недоверчивые, потом душевные, границ личного не знающие; а персики — люди молодые, более европейские: они и small talk могут, и в душу не лезут, в целом больше индивидуалисты. Это совпадает с моими наблюдениями. На то Польша и центральная Европа: на востоке, условно, коллективизм; слева, на западе — индивидуализм.

Бегущий с кактусáми

24 июня 2024

Здесь в Кракове добрался случайно до книги «Бегущая с волками», и эта книга… ну, скажем так, очень тяжело идет. Решил разобраться почему — не часто такое сопротивление материала ощущаю — и в блог заметку закинуть, чтобы не забыть, насколько поразила меня эта книга. Очень для многих книга эта была и есть настоящим открытием, поддержкой в жизни, люди пишут, что сквозь слёзы читали.

Я обеими руками за проженскую литературу, «The Beauty Myth», например, хороший пример полезной и понятной книги про женщин для всех: женщин и мужчин, и всех остальных.

С первого абзаца пришлось переключиться с русского перевода на английский. Английский язык на треть компактнее. Как ни крутил, никак не удавалось впитать болезненно накатывающие волны бреда сумасшедшей авторки: в книге постоянно вводятся новые термины, перепутываются языки, вместо сужения понятий, те постоянно расширяются, размазываются, замыливаются и размываются. Как только читатель нащупывает нить повествования, тотчас приводится контр-пример, который перечёркивает это суждение и подменяет нить канатом из тысячи спутанных волокон.

Псевдонаучная литература для псевдоинтеллектуалов.

Буду сейчас будто бы оправдываться. Всему свое время, в юности я читал много Кастанеды, читал всерьёз и набрался мистических вопросов на грядущую декаду; читал метафилософичную религиозно-мистическую «Розу мира» доведённого до ручки в советских застенках Даниила Андреева и труды Блаватской про хуету и ноосферу. Был период восторженно-идиотского Ричарда Баха с бесконечными повторениями и пресным «можно в космос полететь, если сильно захотеть». Годам к двадцати отпустило.

Бесспорно, на любую популярную книгу найдётся аудитория. У огромной части населения, выращенного в современном научном мире состояние духовного конфуза, запутанность какая-то, знаете? Оттого усиливаются, как желание по винчику в пятницу, мистические нужды. Хочется верить во что-то высокое, хуй пойми что лишь бы верить. В школе говорили, что из А следует Б, а в жизни из А следует Ахуй, всё не так, всё сложнее, фрактально запутаннее, серо.

«Не все однозначно» — оттенки этого мироощущения можно положить на спектральную шкалу: с одной стороны окажутся радикальные нигилисты, отрицающие сложность сложность, а с другой конформисты, для которых сложность ну вообще непостижима и уходит в дебри юнгианских архетипов, вековые основы основ и эзотерические завихрения мысли. Где-то там можно найти книгу Эстес.

Я был знаком с бывшим активистом-коммунистом, а после ельцинского периода бандитом из небольшого сибирского городка, который бухал, блевал на себя, приходя «с собрания». К жизни мирской его вернули — книги Кастанеды. Он верил в энергетические линии, исходящие из пупка, в брух-ведьм, перемещения во времени и пространстве, в небывалые способности натренированного по учению мастера человека видеть и чувствовать расслоение миров и пространств с подпространствами. Бегущий с кактусáми, можете себе представить?

Шутки ради, разговорились мы с ChatGPT на эту тему: разобрали, что там в томике про женщин, волков и Синюю бороду есть, а чего в книге нет, вкратце детали затронули, язык, формат и стиль; и аудиторию целевую как-то попытались разобрать и обозначить. Подобно этому посту, я попытался донести до ИИ череду своих вроде бы связных рассуждений. Убедившись, что цифровой собеседник осознал контекст, я попросил его привести примеры книг, которые буквально с другой стороны спектра, натурально противоположное тому, о чём пишет Эстес.

В этом списке оказались все мои любимые книги. Дома на полке стоит «God Delusion» с подписью автора.

«Thinking, Fast and Slow», Daniel Kahneman
«The Selfish Gene», Richard Dawkins
«Sapiens: A Brief History of Humankind», Yuval Noah Harari
«The Structure of Scientific Revolutions», Thomas S. Kuhn
«The Blank Slate: The Modern Denial of Human Nature», Steven Pinker
«Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Societies», Jared Diamond
«The God Delusion», Richard Dawkins
«Influence: The Psychology of Persuasion», Robert B. Cialdini
«The Emperor of All Maladies: A Biography of Cancer», Siddhartha Mukherjee

Вот и вскрылся ларчик! Сложность восприятия объяснилась тем, что «Бегущая с волками» — это противоположность, моя анти-любимая книга, мой анти-вкус.

Стало, наконец, понятно, почему так подгорело. Банально, женско-вольчье произведение Клариссы Эстес (внезапно) оказалось — полной противоположностьб того, что я в литературе люблю и уважаю. Люди, вроде Ричарда Докинза, Джареда Даймонда, Джорджа Оруэлла (он подробно пишет об этом в эссе «Почему я пишу».), Эрнеста Хэмингуэя, да даже того же самого Довлатова — жизни положили, чтобы лучше выразить мысль: без воды, без графоманства, только чтоб по делу. Это труд, это мастерство.

Далеко ходить не надо, основная функция искусственного интеллекта — качественная саммаризация всего, что кожаные мешки понапридумали за относительное непродолжительный период осознанной письменности. Прямо сейчас биллионная индустрия рождается на наших глазах, и всё, что она делает — это работает над тем, чтобы расплывчатая, жидкая информация стала более твёрдой. На сублимацию контента уходит невероятное количество усилий прогрессивного человечества. Не устану упрекать старушку Эстес (ничего личного) — человек с трудом умещает 2500 страниц (таков был объём первого манускрипта «Бегущей с волками») в 500, и в выжимке всё равно повтор за повтором, подмена понятий, манипуляции — всё в угоду одной идее. Сырой, как промокший в грозу ковёр, идее.

Основная мысль книги при этом вполне обычная и нормальная: архетип «возвращаемся к корням, цивилизация испортила человека» — такой же старый, как ведьмины сказки из мексиканских пустынь или венгерских болот.

От книги осталось впечатление, будто пришёл на вечеринку, а там один человек затеял рассказать свою жизнь в расплывающихся, расползающихся во все стороны подробностях, отвлекаясь на детали, анекдотические ситуации, дискурсы в другие языки, места, науки и культуры… Написать книгу на 2500 страниц — это прям на грани сумасшествия, графомания, интеллектуальное преступление. Нет мастерства в том, чтобы открыть рот и вещать — чтобы вываливались слова и истории бесконтрольно. Нет глубины, мало содержания.

Не просто было бежать с волками, короче. Почти всю профессиональную жизнь, занимаясь UI/UX, интерфейсами, дизайнами, продуктами, я стараюсь делать из сложного простое без потери смысла. Очень против шерсти пошло.

Мы в котловане, или один архипелаг

15 июня 2022

Мой арт-эксперимент с генерацией изображений силами искусственного интеллекта.

Здесь в Окленде уж позабыли и о ковиде, и о войне, уж слишком на отшибе страна. В целом, очень сложно, находясь здесь, передать ощущения от всего, связанного с русско-украинской войной. Моя семья — эмигранты в первом поколении, уж скоро двадцать лет будет, как мы живём за границей. Наш ребёнок говорит по-русски процентов на 80%, пишет по-русски лишь на открытках «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, МАМА!», а читает лишь, когда игра-квест с кириллическими записками обещает в конце пути киндер-сюрприз. У нас есть украинские друзья и родственники, есть русские родители и братья с сёстрами.

Война, безусловно, чувствуется намного слабее, чем в Евразийской части мира. Для других новозеландцев, многие из них эмигранты из других стран со сложной историей, все наши славянские страдания чрезвычайно далеки и непонятны. Сирия 2.0: где-то там опять какие-то там конфликты, злой Путин тужится в бункере, дети гибнут, это очень печально. Печально, но не более. У них не застрял кирпич в груди, не наворачиваются слёзы, когда речь заходит о войне и разрушенных судьбах миллионов людей.

Есть два уровня несоответствия, как минимум две пропасти. Когда русский жалуется на свой быт украинцу — это человек, порезавшийся при утренне бритье объясняет свой дискомфорт человеку, которому оторвало взрывом ноги. Папа, который остался в российской глубинке, спрашивает: «Что говорят твои украинские друзья, когда война закончится?» Мои даже самые близкие украинские друзья не говорят со мной о таком. Война закончится, когда русские уйдут, это очевидно для всех. Мне, который расстраивается от новостей с Медузы и постов в канале Nexta, не понять украинских друзей, которые смотрят совсем другие картинки: они пытаются найти родственников по фотографиям человеческих останков; они пытаются вывезти родителей, которых русские бомбят во время зум-звонков.

И вторая пропасть поменьше: когда новозеландец, всю жизнь проживший в мире, где ценят человеческую жизнь, пытается понять, что чувствуют сейчас завязшие в войне стороны. Новости о войне сползли в нижнюю часть новостных страниц. Их заменили мелкие местечковые политические дрязги и статьи на тему «кот уснул в стиральной машине, а хозяйка не заметила и включила». Сейчас в Новой Зеландии зима, и погодные катаклизмы интересуют читателей горазд больше, чем геополитические игры погрязшего в проблемах внешнего мира.

Конечно, и украинцев, и сопереживающих русских, которые здесь, поддерживают все, кто может. И нет никакой русофобии, о которых говорит пропаганда. Я не встречал. Однако, делается это — и их можно понять, это не упрёк, а констатация — в основном без погружения и эмоциональной вовлечённости. В британско-новозеландско-канадско-австралийской культуре в целом не принято лезть в душу к другому человеку, и нет ожидания, что он начнёт её выворачивать. «Грузить» своими проблемами неуважительно даже как-то. Мы и не грузим.

А мы, рождённые в СССР, похоже, так погружены и отягощены наследием прошлого, что очень хотели бы вынырнуть, но, как в кошмарном сне — не можем.

Заметил недавно, что, как война началась, так, не сговариваясь, мой интеллигентный друг и я взялись вгрызаться в советсвую диссидентскую литературу середины двадцатого века: «Колымские рассказы», «Один день Ивана Денисовича», «Котлован», «Архипелаг ГУЛАГ», «Мы». Эти наипечальнейшие документальные и иносказательные литературные произведения, где описаны одни из самых ужасных человеческие деяний, стали для нас поддержкой и опорой в это трудное время. Произошло это естественным путём. Про «поддержку и опору» — это мы потом додумали, рационализовали после, сперва читали (и читаем) взахлёб: от новостей про зверства русских оккупантов в Буче к холодным колымским забоям Шаламова с гниющими дёснами и отмороженными пальцами. И то, и другое — деяния русского режима, прежнего и нынешнего, непрерывно занятого истязанием своего и других народов. Режима протяжённого во времени и пространстве, как зловонные Мёртвые Болота в книгах Толкиена, где духи смотрят на живых из мутных трясин и утягивают за собой в смерть и погибель.

Так вышло, что учился я в школе советской, был гордым октябрёнком, носил вот такой значок: со звездой и няшным портретиком юного Ленина в приятно прозрачном пластиковом обрамлении. Я читал рассказы о том, как молодой Ленин, идя по тропе, ветки придерживал, чтобы те людей позади не хлестали. Всякий раз придерживаю, всякий раз вспоминаю идеализированный и «идолизованный» образ вождя, вбитый в голову в школе. Ленина в свои младшие школьные годы боялся и уважал, как загадочный образ чего-то великого, непостижимого. Бабушка рассказывала, как он много учился, много трудился, много писал, говорил на нескольких языках и очень много хорошего добился для простого народа.

Потом Советский Союз кончился. А Ленин остался.

Нам не рассказывали в школе, как позорно Россия проигрывала в Первой Мировой Войне: миллионами люди гибли, ибо никто не ценил их жизни и тогда — знали ли вы, что Россия потеряла жизней больше прочих на той войне? И я не знал лет до двадцати пяти.

В школе не рассказывали, как зверствовали большевики до и после революции. Как максимально обесцененна была человеческая жизнь за декады кровавых репрессий, и как их трусливо скрывали и скрывают по сей день. Одной лишь строчкой, для формальности, упомянут был акт Молотова-Риббентропа и совместное советско-немецкое нападение на Польшу. Полстрочки может уделил учебник ужасной финско-русской войне, в которой СССР пришёл и забрал себе Карелию, положив — их так и не нашли и не похоронили по-человечески — 150 тысяч своих Иванов.

Раньше, каждый год в мае, я перечитывал «Воспоминания о войне» Николая Никулина, теперь есть хроники из Бучи.

Политикой я никогда особо не интересовался, да и история захватывала гораздо меньше, чем, скажем, компьютерные игры и интернет. Мне лишь хотелось иметь какую-то связную и относительно правдивую канву повествования, чтоб знать и, чтобы пересказать её, например, своему сыну. Около тридцати лет мне было, когда факт за фактом, шаг за шагом жестокая советская история стала разматываться — и я почувствовал себя обманутым.

Меня обманывали этим розовощёким Лениным, который на деле кровавый диктатор. Мне недоговаривали о роли России в обеих мировых войнах. От меня систематически скрывали масштабы преступлений против собственного народа. В свободной России девяностых, да и после, не было никакой государственной программы, которая мне русскому достоверно и настойчиво рассказала о моей русской истории и культуре. Без вранья и жеманного приукрашивания. Миллионы — убиты. Десятки миллионов — изувечены морально и физически. Виновные — не наказаны. Здесь, в России — всегда так.

Сперва Россия отменила русскую историю, потом русскую культуру, а теперь — отменила саму себя.

Здесь, в Окленде, мы с другом, огорошенные, читаем Солженицына и Арендт в попытках разобраться — откуда берётся весь этот ужас, и куда, а главное, когда он уходит? Как получается, что прежние одноклассники, одногруппники, коллеги, друзья и соседи, близкие и не очень родственники, которые сегодня поддерживают войну в Украине — фашисты? Как выходит, что мы их знали годами и не чувствовали подвоха. А фашист сидел где-то внутри, ждал своего часа, чтобы, ба! Выскочить наружу, как чёрт из табакерки, и начать плеваться кислотой во все стороны. Как так обернулось, что мы всю жизнь учились разбираться в людях: с этим дружить, с этим торговать, с этим любить, этого игнорировать — а радикальных фашистов, которым наплевать на страдания других людей и которые готовы убивать лично или опосредованно, в людях тех не видели? Неужели все русские такие? Неужели вообще все человеки такие?

Основа экзистенциального кризиса — не война, как таковая, не пандемия, не падение акций на рынке и не вчерашний крипто-обвал — а покосившаяся и ускользающая из-под ног реальность в целом. В зловещих и беспросветных рассказах Шаламова мы ищем крохотный, хоть на полпальца уступ, за который можно ухватиться, падая в бездну. Нам очень-очень хочется верить, что не все фашисты в душе, что не все потеряли способность к искреннему состраданию. Хочется верить, что, встретив нового человека, можно чувствовать себя в безопасности и не ждать предательства. Страшно, что построенная за года понятийная система свой-чужой, знакомая с пещерных племенных времён — сбоит, пыхтит и кашляет.

Давным-давно мы с женой решили не делать своему ребёнку российский паспорт. Ни на секунду не пожалели об этом решении. Официальная принадлежность к фашистскому государству не нужна ни ему, ни его семье, ни его друзьям, ни его работодателям. Новозеландский мальчик будет жить спокойно.