На фото
На TED почти каждое выступление, помеченное тэгом «Воодушевляющее» (Inspiring), начинается с фразы: «Когда я был ребёнком…» Всякий, хоть немного заинтересованный в сближении с публикой, оратор знает, что приправив речь «личным опытом из солнечного детства», с которым у большинства связаны положительные эмоции, он понравится зрителям немного больше. Начну с этого и я.
В детстве не нужны были вышеупомянутые «воодушевления». Каждый день — больше пятидесяти тысяч секунд свободного времени! И каждая интересна, и всё по плечу. Будучи золотомедалистом и вообще сообразительным юношей с неплохой памятью, я переживал достаточно регулярные кризисы — наплывы неуверенности. Если в отношениях с противоположным полом это проявлялось, как робость, то в профессиональной сфере то была нерешительность. Проще говоря, всю свою сознательную жизнь я ничего не знал наверняка. Жидковата была детерминированность окружающей действительности, чего уж там.
Борис Бурда — человек-энциклопедия, если у него есть ответ, то он наверняка правильный и ergo может называться ответом. Борис Бурда вряд ли желает выдавать за действительно то, что он где-то когда-то слышал краем своего аккуратного уха. Моя общая осведомлённость по многим вопросам складывалась из облаков обрывочных фактов, надёрганных из книг Кастанеды, пары томов БСЭ и интернета. Обширная поверхностность одновременно мешала и помогала. С незнакомыми можно было напустить пыли в глаза, со знакомыми — просто поболтать обо всём. Проблема метаний, тем не менее оставалась, где была. Особенно это касалось вопросов моральной составляющей: что такое хорошо, и что такое плохо?
Буквально несколько лет назад начал замечать — окостеневаю. Всё больше стало появляться в обиходе железобетонно «правильных» и «неправильных» понятий, точных, наверняка достоверных знаний. Если в двадцать лет я был бы весь измотался и по-писательски измучился, оказавшись перед дилеммой выбора, то сейчас стало ровнее: обычно в целом понятно, что делать, куда это ведёт — в плюс или в минус. Глупо предположение, что мир стал проще. Скорее такой маленький я стал менее эластичным.
В школе на уроках физики мы с соседом по парте Мишкой Сухомесовым (тоже медалистом) играли в «точки«, потому что всё нам в том отрезке времени было ясно в нарисованных на доске мелом векторах. Уменьшив распыление, я заметил, как стал оформляться вектор жизненного развития, известный как «целеустремлённость». Наверное, как-так, отсекая день за днём мягкотелое и создавая новые правила, можно усилить пресловутую «твёрдость» характера. Лишь бы кодекс пожёстче. В этом смысле фундаменталистам всех мастей порядком повезло.
Да, меня теперь реже удивляют простые вещи, и голливудский фильм «Похмелье» предпочтительнее, чем вечноволосатый арт-хаус. Хиппи теперь смешны, и протестующие против поисков нефтяных месторождений зелёные не вызывают ни капли симпатии. Стало лень учиться изящному новому, если в инвентаре присутствует дубовое, может не очень эффективное, но наверняка работающее старое.
Кроме этого стали как будто из ничего появляться «никогда». Так я, скорее всего, никогда не научусь суперкруто кататься на сноуборде. И ОК по этому поводу. Смею предположить, приблизительно так мы становимся старше. А потом наши дети будут удивляться, почему нечувствительные родители не понимают «гениальность» Янки Дягилевой, эпичность и космическую важность альбома Radiohead «OK Computer» и глубину человеческих страданий в любви к объекту N из параллельного класса. Наверняка я стану ворчливым, ортодоксальным стариканом, у которого на всё есть ответ. Уже сейчас со мной сложно спорить.
Всё замедляется и сжимается одновременно. В первокурсных письмах домой мир удивительных открытий приоткрывал свои двери гораздо чаще. Ныне понадобилось аж два года, чтобы заметить изменения в себе.
