Здесь в Окленде я давно уже планировал упомянуть одну кухонную тему.

В последнее время в силу разных причин мало общаюсь с новоприбывшими иммигрантами. Сперва пропал интерес к бытовой составляющей переезда, а после рождения ребёнка просто стало некогда. Ребята посвободнее и понеженатее, которые не утеряли связи с общественностью, однако, расказывают интересные штуки. И я, возможно, к сожалению, склонен с ними соглашаться.

Наблюдение следующее. В Новой Зеландии у меня много знакомых самых разных возрастных категорий. В основном это люди 30±5 лет, рождённые между 1979 и 1985 годами, выросшие в девяностых, пережившие в сознательном или околосознательном возрасте распад империи СССР, бедный 1998 год, чеченские войны, взрывы домов, Беслан и прочие трагические и не очень события новейшей истории. Важно не то, сколько в это время произошло условно «плохого», ведь детство и юность времена весьма счастливые по определению, трудности, если они есть, порой не с чем сравнивать. Важно — сколько всего изменилось между 1990 и 2000.

С точки зрения ребёнка — в жизни постоянно появлялось что-то новое, менялся вектор развития. Пример простой: невзирая на то, что родители были беспартийные и в целом далеки от коммунистической пропаганды, я, будучи впечатлительны ребёнком, который посещал общеобразовательную советскую школу, любил дедушку Ленина, читал рассказы о великом вожде, уважал тимуровцев и подвиги советских подростков в гражданскую войну, с гордостью цеплял на грудь октябрятскую звезду и ждал, когда меня уже примут наконец в пионеры. А потом бац — и нет СССР, и что с Лениным непонятно! Взрослые «замяли тему».

Стремительные изменения девяностых коснулись, разумеется, не только идеологических моментов. После распада проигравшей гонку вооружений законсервированной империи в открытые двери повалили всевозможные явления извне.

В кинотеатрах появились не только индийские или мексиканские фильмы, появился местный зейский телеканал, по вечерам там вещали фильмы для взрослых. Видеомагнитофоны с кассетами «Том и Джерри» оказались в каждом доме, а не только у дочери директора артели. Как сами понимаете, артели, кооперативы, возможность вести какой-то бизнес, пользоваться возможностями свободного рынка (не без криминала, разумеется). В школе ввели экспериментальные программы эстетического воспитания, появились предметы «Танец», «Театр». У нашего небольшого городка появился город-побратим Бейкер-сити из штата Орегон, оттуда прилетели учителя-добровольцы и, как я сейчас понимаю, религиозные фанатики, которых пускали на уроки к третьеклассникам рассказывать о боге и английском языке. В СССР секса не было, а в девяностых его было через край: вспомните жутко пошлые фильмы вроде «Интердевочка» и книги вроде «Записки дряной девчонки». Всё это было очень новое, много и сразу.

Дело не в том, что именно поменялось, и даже не в том, сколько всего поменялось, а в том, что на протяжении почти десяти лет в наших детских жизнях постоянно появлялось что-то неожиданное, доселе неизвестное. В итоге мы, поколение выросших в девяностых, привыкли к новизне, научились адаптироваться и воспринимать незнакомые прежде концепции. Мы научились учиться, а точнее приспосабливаться. Если бы меня попросили охарактеризовать своё постсоветское поколение Y одним словом — это было бы слово «открытость», «open-mindedness», если не по-нашему.

Самый популярный пост в этом блоге озаглавлен «Вы гомофоб, если…». В путинской России внезапно, и я уже не раз упоминал, что сие стало для меня неожиданностью, тема однополых отношений оказалась очень горяча. Теперь её, конечно, побили обыкновенный фашизм и украино-русская война, но в 2010 «гомосеки» были, как я сделал вывод из количества и содержания комментариев — самой главной проблемой России ™.

Скажу от лица нескольких знакомых иммигрантов 30±5 лет, на которых строятся наблюдения, изложенные в этом посте. Когда мы приехали в Новую Зеландию, страну, где проституция легальна, премьер-министр лесбиянка (говорят), гей-парады проводят так же регулярно, как парад сисек — здесь гейская тема уже давно не «тема», а обыденность — мы восприняли такое положение вещей, как данность. «О, геи, прикольно!» — такова была наша реакция, не более. В конце концов это личный выбор взрослых людей как и с кем им жить по обоюдному согласию. Эти моменты не вызывали каких-то особенных вопросов, всякое бывает.

«Всякое бывает» — это то, что мы вынесли из, простите за штамп, лихих девяностых.

Удивительно, но многие выросшие в период путинской «стабильности», русские ребята лет 18-25, имеют кардинальным образом иные взгляды на вещи. Приезжая в западную, прогрессивную по западным меркам Новую Зеландию, русская молодёжь ухитряется сохранить путинское мировоззрение: правды не существует; социального контракта нет и хуй на всех; великая духовность позволяет делать что угодно, если ставить свечку на Пасху; традиционные ценности (wtf?); мочи пидоров, конечно, но лесбиянки это секси; честных людей не бывает, кругом враги, враньё и политота; негры и чурки понаехали и заполонили; Обама чмо, демократия не для России, да и нет никакой демократии; задорновское «ну, тупыыые» тоже взялось откуда-то; из свежего — «крымнаш», конечно.

Родители рассказывали, что в своё время, будучи молодыми выпускниками советских ВУЗов, они выбрали частичную иммиграцию: переехали в Зею, подальше от лживой советской системы, где трудились, ходили в походы, пели песни под гитары с друзьями-туристами, растили и учили нас с братом, почти не касаясь структуры тотального и планового вранья. Необходимость лгать — этого они не приняли.

Переехав буквально месяц назад жить в Новую Зеландию, отец как-то за ужином поделился мыслью, что ощущения от современной России у него, как от СССР в 1980 году — враньё, и нет ему конца. «Война за мир» и прочие оксюмороны вернулись и живее всех живых, как Ленин, который, очевидно жил, жив и будет жить в сердцах, мавзолеях и головах.

Именно врать — себе и окружающим — научилось поколение, выросшее в нулевых, в «стабильной» путинской России. В этой встроенной лживости кроется, как мне кажется, тайна циничного и абсурдного строения современного русского иммигранта: живущего здесь, в Окленде, ругающего здесь, как бы очень-очень искренне любящего далёкое там, однако, по прежнему живущего здесь.

Такие невесёлые соображения. Предупреждая осуждающие комментарии — да, со стороны виднее.