Здесь в...

Лихие двадцатые

Здесь в Мюнхене мы оказались, благодаря давно задуманной и буквально впервые реализованной схеме «новый город за выхи». Ровно для этого и переезжали в Европу: чтобы вместо местечковых и набивших оскомину Крайстчёрча и Веллингтона видеть оставшиеся тысячи городов по всему миру. Краков в этом контексте — очень удобная база, город связан прямыми и относительно дешёвыми рейсами с десятками стран. В году не хватает выходных, чтоб всё успеть. Самое сложное — не путешествие, как таковое, а поиски свободного временного слота между учёбой, работой и делами. Как у всех, пожалуй.

Пишу этот пост в самолёте. Мюнхен бегло осмотрен, и можно будет как-нибудь туда вернуться. Как всюду, есть свои плюсы, свои минусы. Что-то понравилось, что-то не очень. После декады ведения блога о быте иммигрантской жизни в Новой Зеландии, я в целом скептически отношусь к любого рода субъективным реакциям. Ценность такой информации ничтожна, как мне кажется. Что бы ни писали и ни показывали соцсети, всё одно надо ехать смотреть и прочувствовать самому. Как Бетховен сменял тональности в четвёртой симфонии, перейду стремительно к теме сегодняшней статьи.

Во время своей последней поездки в Россию, было это летом 2008-го года, мне довелось познакомиться с читателем блога, программистом и просто парнем из Новокузнецка, который приехал в Новосибирск сдавать IELTS. Там он познакомился со своей будущей женой и заглянул в гости в мою «командировочную» квартиру. Airbnb с рейтингами тогда не было, но один знакомый купил квартиру в центре, сделал в ней необычный, воодушевлённый поездкой в Италию, ремонт и стал сдавать её посуточно проверенным людям. Там мы и встретились с Пашей.

Павел изучал питон и английский язык, читал этот самый «Здесь в…» блог и собирался двигаться по жизни. Активная жизненная позиция — такие люди тянут друг друга, как магниты. Где бы они ни находились, отношения сохраняются. Мысли таких намагниченных персоналий, их идеи, поступки и дела электризуют, вдохновляют и тянут-толкают преимущественно вперёд. Разумеется, нельзя — ну разве что вы сталкер — уследить за чередой событий в истории другого человека. Однако, год за годом я вижу, что некоторые связи, социальные связи между людьми активными, деятельными сохраняют свою силу через годы и расстояния.

Паша с женой переехали в Новую Зеландию и устроились, как это часто бывает со свежеприехавшими, за границами Окленда, на Южном Острове, в крупнейшем тамошнем городе Крайстчёрче. Оба работали, шли к виду на жительство. Параллельно, потому что «а почему бы и нет?», они подали документы для получения статуса резидентов Австралии.

Пережив разрушительное землетрясение 2010 года и последовавшие за ним встряски, Паша переехал в Австралию. Там, в Брисбене, они с женой трудились, активно шли по пути не самого наименьшего сопротивления к австралийскому паспорту. Путь этот, как в любой цивилизованной стране, занял приблизительно десять лет.

Наша маленькая семья с маленьким ребёнком несколько раз посещала их маленькую семью в Брисбене, так мы сдружились. Двухмиллионный Брисбен в семь раз больше Крайстчерча: там другой ритм, другие масштабы, другие возможности. Спустя какое-то время Паша нашёл работу в Сиднее, а уж оттуда начал посылать своё резюме в Силиконовую Долину.

MANGA (Meta, Amazon, Netflix, Google, Amazon) не сразу приняла его за своего, но со временем пришли предложения о работы из Tesla и Uber. Так Паша переехал в Сан-Франциско. Потому что хотел бóльшего, потому что «сейчас или никогда», «жизнь коротка», потому что может — по совокупности причин, каких много находится у людей активных и целеустремлённых. Менять мир к лучшему, хорошо зарабатывать, заниматься интересными вещами в современных, по-настоящему передовых компаниях мира — как по мне, годные цели любого технического и не очень специалиста. В плане карьеры: от кодера веб-порталов в Новокузнецке до синьора-помидора в Убере — вполне себе рост, достойный уважения и восхищения.

В предковидный 2019 год я полетел в Калифорнию делать презентацию Кармы инвесторам. Заземлились у Паши на «Ля Футон Дю Хотель Де Павель». Отлично провели время: обежали город, встретились с университетскими друзьями, партнёрами, прониклись вайбом Кремниевой Долины и из рассказов гостеприимного хоста узнали больше о том, как живут и работают люди в самой сердцевине технократического пузыря: в центре Сан-Франциско, в офисе «Убер», в пригородах Пало Альто, в стартап-акселераторе при университете Беркли. Болтали с Пашей о карьерном росте в компании, об открывшихся возможностях в масштабах Калифорнии, США и всего мира. Стартапы, 10х инженеры и 100х возвраты — бриллиантовый дым и воодушевление со всех сторон!

Ковидные два года спутали планы и разбросали нас по миру. Как только спал нажим защитного новозеландского режима, мы устроили с женой свадебку для узкого круга друзей. Пашу с Алёной позвали потусить, отметить праздник славно — и они приехали, и чудесно провели время. Все были свои, все были молодые, красивые, наслаждающиеся настоящим и смотрящие с восхищением в будущее. Заземлиться и спокойно обсудить суть вещей во вселенной между свадебных хлопот не удалось, поэтому решили пересечься в более спокойной обстановке.

Виделись после в Сиднее, но всё как-то бегом, бегом… Война шла своим чередом и расковыривала дыры в людях. Мы думали о быстротечности времени и острой необходимости жить сейчас: не откладывать на потом.

Последовательно поболтать и копнуть за стаканчиком вина поглубже нам с Пашей удалось лишь почти пятнадцать лет после нашего знакомства — в Мюнхене. Мы с семьёй переехали в Краков, а Паша прилетел в отпуск поболтаться по Европе и повстречаться со знакомыми.

Будущего, каким мы его рисовали давным давно, сидя на тёплой кухне холодного индустриального Новосибирска, не стало. Пропало «зачем», пропало «куда», и в общем-то пропало «что». Пока я писал этот пост, пришло 287-е февраля. Игроку в нашу сим-симуляцию стало скучно, и он взялся ебашить несуразицу.

Вещи и явления перевернулись с ног на голову. Маск сошёл с ума, и купил Твиттер; аквадискодед Путин вырастил армию фашистов и Сорокинских нео-опричников; только что на Польшу упали две русские ракеты, погибли люди, НАТО взбудоражено; в Европе ожидают самую тёплую за всё время зиму, поэтому мы не замёрзнем из-за перекрытых газовых кранов; я завёл Nuclear Strike Fund, и мы с женой на всякий случай имеем маломальский план для ядерного сценария; разрушены города, тысячи потеряли жизни, жизни миллионов изменились так, как можно было представить только в книгах Эриха Мария Ремарка про Первую мировую войну; появились новые эмигранты и беженцы, пропаганда, насилие, страдания и боль — каждый день в новостях: история развивается по спирали, в школе нам врали. Отнюдь не все стали лучше, отнюдь не человеки стали человечнее за последние сто лет.

В последнем разговоре мы с Пашей, два относительно молодых человека с головами, руками и, по мере сил, активными жизненными позициями сошлись в одном — живём в ёбаном мультфильме. Почва из-под ног выбита вот уж восемь с половиной месяцев. Непонятно, зачем теперь карьеры, деньги, уютные дома в тихих пригородах где-то там на краях света? Зачем, если потом бац! И война.

Прожить маленькую жизнь за печкой? Мы никогда этим не могли довольствоваться. Нужно двигаться, взбивать сливки в масло лапками.

Забить и цинично оставаться вне политики? Родители учили, что так быть не должно. Совок, казалось, потому и порушился, что много было таких родителей. Потому и смогли мы из глубокой Сибири добраться своими силами и трудом до цивилизованного мира. А вышло так, что родителей я уж несколько лет вижу только в Zoom через VPN. Передаю через экран им приветы, внука показываю… За то ли они боролись? Для того ли мы старались?

Как оказалось вчера в Мюнхене, конгениально, разными путями, мы с Пашей пришли к одним и тем же выводам и встретили друг друга теми же ощущениями: живём одним днём. Живём сейчас, без планов на будущее. И так живут миллионы. «Лихие двадцатые» раскручивают маховик человеческой алчности, глупости, жестокости, несуразности и бесцельности.

Берегите друзей и близких сегодня. Каким будет завтра — никто не знает.

Комментарии

Ещё 100 фактов о себе. На этот раз мне 40 лет.

Здесь в Эдинбурге, сидя в той же квартире, где мы провели половину ковидного 2020, я пишу новые 100 фактов о себе. Сие есть продолжение традиции: каждые пять лет я записываю вкратце, какие-то банальности о себе нынешнем. Память моя человеческая коротка, поэтому в самый раз покрывать последние пол декады, чтобы отслеживать вялотекущие изменения в характере и предпочтениях.

40 лет, 2022 год

Привет, мне сорок лет. Мне сорок лет, ума так и не нажил.
Я с недавних пор — поляк. Как оказалось, можно на основе своих корней быть «принятым» в ряды польского народа.
Выучил польский язык так, чтобы понимать бытовую речь и немного разговаривать. Дотяну до уровня B1 (что бы это ни значило), когда буду подавать на паспорт Евросоюза. В контексте изучения языков хорошо работают уроки 1-на-1 и аппы с визуальной привязкой вроде Drops.
«Прошёл» польскую версию Duolingo, а вот испанскую не осилил. Не оставляю надежды благозвучный и со всех сторон прекрасный испанский «добить» к следующей порции фактов о себе.
Осилил «Ведьмака» в оригинале. Спойлер: польские субтитры на Netflix отличаются то польского дубляжа.
Выращиваю по-настоящему билингвального ребёнка. Очень надеют, что он станет «трилингвой»: освоит как минимум третий язык. Потому что может.
Из-за глупой бюрократической ошибки в аэропорте Шанхая я успел побывать в пограничном спецприёмнике города Сиянь (Xian). Полёт в Мадрид в итоге затянулся на сутки, и оказался перелётом в Париж, на самом деле. Сутки мы с семьёй питались самолётной едой, пока выбирались из Китая.
После полусотни неудачных запусков я построил таки SaaS-продукт (Software as a Service – софт, как сервис), который стабильно летит и не падает. Если вы работаете в рабочих чатиках типа Slack или MS Teams, то вам нужна Карма, это точно.
Попробовал «питчить» в Сан-Франциско, обсуждать свой стартап с серьёзными людьми из долины, живьём и онлайн.
Освоил стартаперское линго: CAC, LTV, ARPU, NPS, PMF… Та ещё ёбань.
Познакомился через удалённым акселератор с по-настоящему талантливыми людьми, которые по всему миру разбросаны и в целом готовы помочь советом.
Одновременно с этим получилось выстроить стабильный студийный бизнес, в котором устроены с переменным успехом 25-30 человек. Тринадцать лет на плаву.
Проводить с русскоязычной командой корпоратив в Турции, когда на второй день сумасшедший аквадискодед объявляет «частичную» мобилизацию — это не то, что я рекомендую пережить каждому работодателю. Плохой опыт. Одна звезда.
Почти всё, что написано в этом блоге воспринимается нынче, как «нормально, мог же, когда хотел, не то, что сейчас». Меланхолия в ретроспективе.
Раньше не было лучше, было по-другому. Было меньше вопросов «зачем?» и больше «там видно будет!»
Женился. Свадьба после того, как прожили вместе много лет, родили сына, купили-продали пару домов, десяток машин — это прикольная вечеринка для друзей. Друзьям тоже понравилось.
Переслушал по мотивам войны Шаламова, Платонова, Солженицына и Сорокинский «День опричника» прихватил. Всё, чтобы разобраться, как такой нечеловеческий кошмар случается, почему именно в России; как он разрешается, и почему тьма, холод, ужас и говно на долгие декады теперь.
Хуй войне и слава Україні тысячекратно! Ужас, что приходится, дорогой дневничок, марать твои страницы упоминанием того невероятного факта, что в Европе снова война, и развязала её Россия; и я, пусть и уехал миллион лет назад, чувствую себя виноватым почему-то. Помогаю, как могу.
Не многие помнят, но незадолго до вторжения России в Украину мир вместе со мной пережил относительно неприкольную пандемию. Сарказм детектед.
Мы с семьёй побывали в семи локдаунах, в пяти разных странах. Всякое государство рекомендовало нам выбросить из головы бредни чужих учёных и рекомендовало, требовало даже, прислушиваться к фактам и только фактам учёных своих.
В 2020 году я и моя семья предприняли попытку эмигрировать из Новой Зеландии в Чили. Это было охуенно. Вид из окна, например.
Правда тотчас почти началась пандемия, и мы полгода просидели в Airbnbшной квартирке, гуляя по парковке и окрестностям в радиусе 10 километров.
Испанский язык я так и не выучил, зато прожёг в мозгу карту Лас-Кондеса, одного из неплохих районов Сантьяго, чилийской многомиллионной столицы. В Чили было классно, мы обязательно вернёмся.
Я и моя компания работаем полностью удалённо теперь, без офиса и привязки к часовым поясам. Концепция поменялась. Нет ни смысла, ни возможности, ни желания загонять людей в офис, выжимать из них по восемь фабричных часов продуктивного времени. Сие теперь в прошлом. Никто не жаловался.
Шотландия — где мы прожили бóльшую часть ковидного года, откуда нас выгнали из-за Брексита и новых визовых правил Великобритании и куда я всё равно прилетел на сорокалетие — возможно, лучшая страна на свете. Как отстанут от неё англичане, так вообще будет наилучшая.
В Эдинбурге мы с семьёй отметили мой сорокалетний юбилей. Сняли ту же квартиру, что в 2020. Возврат к корням и сюр полнейшие. Шотландская столица — это любовь навсегда.
Как-то во время локдауна в Эдинбурге я засиделся допоздна. Крупными хлопьями шёл первый снег. Я стоял у окна и смотрел, как он ложится на мостовую и фактурные крыши с характерными рядами печных труб. Из-за гаражей вышла молодая лисица, осмотрелась и осторожно начала переходить дорогу. Ком мягкого, рыхлого снега соскользнул с верха уличного фонаря и с шумом разбившегося о стену снежка свалился на тротуар. Лисица стремительно отбежала и скрылась за углом. Спустя пять минут вышла и скрылась в саду итальянца Марио. Он жил на первом этаже и угощал нас горячим хлебом. Спустя два года я из того же окна увидел ту же улицу, тот же фонарь, ту же лисицу. Будем считать, что лиса — моё животное силы по-кастанедовски.
За время ковида мы с семьёй из трёх человек совершили кругосветное путешествие: Окленд → Буэнос-Айрес → Сантьяго → Мадрид → Лондон → Эдинбург → Дубаи → Сеул → Окленд. Заняло примерно год. Было интересно. Рекомендую всё за исключением ебучего вируса, из-за которого планета Земля прекратила вращение почти на два года.
Стал разбираться в сортах чилийского и аргентинского вина. То есть положительный побочный эффект не очень удачной попытки свалить в чудный новый испаноговорящий мир.
Вирус, кстати, поддостал потом в Новой Зеландии. Там мы сперва сидели в тюрьмоподобном номере карантинного государственного отеля по прилете, а потом ещё полгода сидели в локдауне (с августа по декабрь 2021) дома. Удалённое образование, ментальная деформация, депрессия, лишний вес — всё, как полагается.
Есть и плюсы. В локдауне разобрался с электронной музыкой, как давно хотел, но не находил времени. Получилось какое-то сырое говно, но было интересно.
Невзирая на обстоятельства, все эти пять лет с переменным успехом получалось заниматься музыкой — это не может не радовать. Регулярные сборы гаражного бэнда в Новой Зеландии, фортепиано в Чили, мини-группы в Масселборо под Эдинбургом.
Научился играть на фортепиано. Не как боженька, но вполне сносно, чтобы взять и забацать из головы мелодию с аккомпанементом. По-прежнему хочу, как Тим Минчин или Пол Маккартни ебашить.
Распробовал кето диету и прозвал её кето-хуéтой. Работает первый раз, как книга Алана Карра про курение. Потом моя поджелудочная железа стала на любой чих вырабатывать столько кислоты, что просто надоело грызть таблетки для тушения изжоги. Жареное мясо с травой и салатами — это, конечно, вкусно, но не для меня.
Зато нормально идёт отказ от молочного кофе в пользу банального чёрного. Утром двойной удар, по ходу дня один или два дополнительных кофейных вливаний и скорее всего винчиком с чем-нибудь сладким подпитка организма вечером. Так и живём. На а как ещё?
Понравилось в плане поддержки формы — голодание: не есть до полудня, не обжираться после семи вечера. В лучшем случае, под настроение — переставать есть булки, рис, толчёнку и другие милые сердцу карбогидраты.
Могу, пожалуй, записать, что к 40 годам справился с оклендской ипотекой, поборол её, как Геракл Немейского льва. А если быть точнее, то скорее как тонущая жаба в кувшине, взбившая масло из молока и тем самым спасённая.
Купил обручальное кольцо, было дело. Алмазы не редкие, не самые дорогие, не самые красивые, и мне очень жаль, что пришлось следовать этой социальной конструкции. Деньги на ветер, безусловно, но кое-кто остался доволен.
Увлёкся крипто и NFT в середине 2021. «Инвестировал» в картинки отсутствие сна и свободных денег. Часть этого маниакального пространства, конечно, мошенничество и обман, однако, я верю, что небольшой процент таки по-настоящему создаёт что-то новое, похожее по вайбу на ранний интернет двухтысячных. Я нашёл своё, и в нём варюсь.
Я стал цифровым художником и выпустил под псевдонимом gmi.sh несколько коллекций арт-объектов. Польза в том, что места они не занимают, сгореть в пожаре не могут и отражают ранний этап развития цифрового арта в блокчейне.
Красной нитью через мои произведения проходит тема Франциско Гойя и его Мрачной серии картин, нарисованных в сумасшедшем затворничестве последних лет жизни.
В контексте криптохудожественной деятельности я тряхнул стариной и вспомнил, как программировать. Почти все работы сделаны с помощью кода: использую javascript, python, bash и всё, что движет битами.
Отключился от мелких драм на районе. Когда пытаешься участвовать в жизни комьюнити, а ему это не надо, то и мне не надо. Понимание пришло не сразу, сперва многотомники вымышленных судебных заседаний отравляли жизнь почти год. Моя борьба с религиозным образованием в начальных классах нашей отдельно взятой новозеландской школы стала носить разрушительный характер. И искренне хотел помочь, а вышло так, что осознал свою маленькость и проникся отвращением к сабёрбии, как яме с гадюками. Больше не включался в систему бреда пациента.
Пандемия и война обострили ощущение нехватки времени. Я больше не хочу всё знать. Я хочу всё успеть.
Я так и не смог полюбить спорт и тренировочные залы, зато люблю много ходить. Чем больше — тем лучше. И ненавижу автомобили. Не потому, что пешеход, а потому, что когда становишься автовладельцем — ходишь намного меньше. Такое наблюдение.
Пробежал ещё один полумарафон, что в сумме с предыдущим засчитывается (в моей голове) за полный марафон. Вполне себе хобби, рекомендую. Только соски заклеивать не забывайте, а то натирает так, что спать потом нельзя.
После года частных уроков (один-два раза в неделю по два часа онлайн-звонков) могу понимать бытовой польский, и, если сильно напрягаться и аккуратно конструировать, могу говорить.
Жду пока рассмотрят документы на «pobyt stały», ПМЖ, если говорить языком русского канцелярита.
Стал слушать Math Rock и пограничные музыкальные направления. Любимый бэнд сегодня — Black Midi. Запасные любимые: Squid, GoGo Penguin, Bad Plus и Porcupine Tree (если вырезать вокал и тексты).
Отдельной строкой упомяну волшебника цифро-аналоговых клавишных — Нильса Фрама (Niels Frahm)
Думаю, что кризис среднего возраста в основном отстрадал лет в 36-38, незадолго до коронавирусной пандемии. Именно тогда началось меняться мировоззрение и пришло понимание, что жизнь за мутным стеклом благополучия и комфорта стремительно проносится мимо — захотелось что-то менять.
Почти дорос до покупки Leica и Les Paul. Опасаюсь лишь, что лежать будут без дела: фотографировать приятно, разбирать некогда; а играть на гитаре классно в компании.
Жена на сорокалетие подарила сумку для поездок — «overnighter». Буду, как Доктор Ватсон свои взаимозаменяемые чёрные футболки возить по миру.
Заслушал больше месяца аудиокниг: в основном антиутопии, философия, нейрология, как растить детей и слушать музыку.
Основной интерес в работе — постройка долгосрочных отношений и цифровых продуктов, приносящих пассивный доход: плагин для проверки ошибок в Figma, дизайн-кит для Ionic и прочих.
Люблю вечерние рейсы над Европой, когда в ясную ночь внизу проплывают огни городов и сёл. Луна отражается в озёрах, как полицейский прожектор.
Имеется должок перед собой и семейным доктором — нужно сходить и сдать анализ на холестерин. Скорее всего его много. Скорее всего надо будет опять пить таблетки.
Заботой о себе рекомендовал заняться Джордан Питерсон, противоречивый философ-популист для праворульных белых мужчин из стран первого мира. Я тоже переболел его советами, сходил даже на вечеречу, послушал слабый голос старика.
Есть такая мечта, ну, не мечта может, а идея: купить квартиру в новом городе, снять с неё мерку и отфотографировать, принести вводные данные в ИКЕЮ, купить в один присест всю необходимую мебель, приложить карту оплаты к терминалу и бац — квартира готова к жизни! Отломилась у стула ножка — нажал кнопку, и приехал точно такой же. Это, пожалуй, самое близкое приближение к атомным синтезаторам и телепортерам из фантастических книг детства.
Другая такая идея — приехать в аэропорт или на вокзал, взять на месте билет и умотать куда угодно в тот же день, в тот же час желательно.
Совсем, можно сказать, перестал играть в компьютерные игры. «Дум» последний ну очень хорошо шёл во время пятимесячного просиживания штанов в эйрбнбишной чилийской квартирке. То было ну чрезвычайно тревожное и печальное время. Ебать до двух ночи чертей, наверное, помогало. Я считал, что становилось легче. Проблема в том, что теперь «Думчик» ассоциируется с тревогой и печалью. И я не могу ни его, ни «Цивку» гонять — сразу клонит в грусть и тьму.
Говорят, начал храпеть, но я опровергаю эту гнусную клевету, ибо не помню ничего такого за собой.
Ненавижу кэш. Монеты, бумажки эти все — должны отмереть. Необанки люблю.
Совершенно не привык оставлять на чай. В местах, где я жил относительно долго: в Китае, Новой Зеландии, Австралии, Шотландии — как бы не принято оставлять чаевые. Понимаю, что математика достаточно простая, 10% не супер-сложно, но, блин, когда это становится обязаловом, я не одобряю.
Электронная почта собирается из 12 аккаунтов, не считая 5 редиректов мелких проектов с доменами. Болтаюсь в 15 слэках одновременно. Из них 10 живы и проверяются каждый день. Полагаю, что хорошо научился этим всем жонглировать. Клиенты чаще всего возвращаются.
Ушёл из Facebook незадолго до переезда в Чили. Сие включило в себя Instagram, WhatsApp и Facebook: полный экспорт и удаление всех данных. Вконтакте тоже того. Flickr аналогично. Остались только Apple, Twitter и Google, но в последнем я подчищаю данные регулярно.
Люблю и планирую может когда-нибудь вернуться к плёночной фотографии. Если найду простой способ проявки и серьёзное «зачем» кроме личного удовлетворения — точно вернусь.
После ковида полюбил удалённую работу с гибким графиком. Вся компания теперь только так трудится.
Разлюбил окончательно ритейл. Онлайн-шоппинг победил. Всё чаще магазины с лотками, одеждой, стэндами, живыми консультантами, отделами кассами — максимально пустая трата времени. Шмотки и вещи есть онлайн, почта доставляет.
Терпеть не могу стоять в очередях. Если можно, стараюсь избегать. И вам рекомендую.
Определился вроде со своим внешним видом. Доволен образом и нахожусь в гармонии с собой, хули. Всего-то сорок лет понадобилось.
Категоризировал себя в какой-то момент, как амбиверта — мне нужны и одиночество, и общение: от обоих родов деятельности я заряжаюсь энергией. Условно говоря, на вечеринку идти чаще всего не хочу, но, если уж пошёл, то не заткнёшь!
Sublime Text — мой любимый текстовый редактор.
Как-то так само вышло, я перестал пользоваться продуктами Adobe. Совсем. Фотошоп и компанию полностью заменил сперва Sketch, а потом Figma и Pixelmator Pro.
Лучшие три телесериала — это, безусловно, Peep Show, Orville и Rick and Morty.
Отказался от кофе с молоком: рассудил так, что лишние калории. Стал пить espresso dopio, двойной значит. Всегда прошу маленький стаканчик горячей воды. Доливаю по капле, растягиваю удовольствие. Дневная норма, если верить интернету — не больше трёх таких. Я зачастую хожу по краю.
Не скрою, пристрастился к HN. Светлая звёздочка в чёрном космосе могильного думскроллинга.
Коллекционируем с женой зáмки. В одной лишь Шотландии их больше трёх тысяч. Приблизительно столько же в Англии. Сотни в Польше и близлежащих странах. Жизни не хватит все посмотреть. Пока посмотрели 42.
Люблю гулять по лесу. Желательно, чтоб осенью, и чтоб грибы были.
Разобрался вроде с климатом: не нравится, когда жарко (25°С и выше); не нравится, когда холодно (-5°С и ниже). Идеальная температура снаружи — 18°С, в доме — 21°С. Даже в Новой Зеландии мне жарко, не говоря уж об Австралии. В Европе ОК.
Определился, что для комфортной «менталочки» нужно ~~не так уж много~~ довольно много: безопасность семьи, деньги на карте, крыша над головой, школа для ребёнка, гармония с женой, музыка для души, рост бизнеса и встречи с новыми людьми.
Если кумиром прошлых 100 фактов о себе был Тим Минчин, у меня до сих пор на него краш, можно сказать, то сейчас это создатель Family Guy и Orville, сценарист, писатель, композитор и певец, бойфренд седой материни драконов из «Игры Престолов» — Сет Макфарлейн.
С конца февраля 2022 почти всё потеряло вкус, запах и цвет. Самая настоящая война в Европе, распад разложившейся империалистической родины, повсеместный экономический кризис, отзвуки пандемии, глобальное потепление — этот коктейль почти каждый день нахлобучивает. Живу в состоянии опьянения новостями, тревожностью и беспокойством. Из информационного запоя выхожу редко. Стараюсь отвлекалься на работу, близких, друзей, себя. Судят не по мыслям, а по действиям: пропала связь с Россией — нам в школе всё врали и снова врут. Шло 252-е февраля. Вообще непонятно, зачем стараться, учиться, работать, строить семьи, если люди, с которыми я говорю на одном языке и читал одни книги, смотрел одни «добрые» мультфильмы, способны на ужасы Бучи и непередаваемый кошмар Мариуполя.
Разочарован в гуманистических ценностях: если жизнь ребёнка — самое важное, что есть, то почему нельзя наконец объявить аквадискодеда и его сбрендивших прихвостней террористами и с помощью всех наисовременнейших технологий будущего точечными лазерами прожечь им из космоса черепушки насквозь? Риторический вопрос.
Люблю загнать себя, как белку, в колесо, забить календарь поездками, встречами, звонками. А потом от этого отдыхать. Только так получается затормозить время.
В периоды гиперактивности, которые редко, всё ещё могу заражаться идеями и увлекать за собой других пока горю. Движение вперёд через одержимость считаю пусть может и саморазрушительной стратегией, но эффективной лично для меня, пока хватает здоровья.
По вечерам выключается голова. Одна из каждодневных целей — найти способ себя «включить», «активировать», чтоб день прошёл не зря.
Окончательно отстал и решил уж не догонять масс-культуру. В золотой век стриминга, ну очень хорошо научились клепать один за другим сериалы. С огромным трудом нахожу силы внедриться в новую вселенную смыслов, разобраться с новой схемой персонажей, новой чередой событий. Не смотрел «Игры престолов», «Во все тяжкие», «Очень странные дела», серию фильмов про супергероев и расширение кольцевой вселенной Толкиена. Не горжусь, просто некогда.
Составляю списки для крупных дел вроде переезда. Списки получаются порой длинные. Но, если стараться делать по пункту-другому в день, истощаются и выполняются. Потом приятно смотреть.
Лет с 37 начал всем говорить, что мне сорок. Так проще. В день наступления «сорокета» не колбасило.
Выбранная после пандемии стратегия «»Да» на всё», когда я за любой движ, согласен на все встречи и дела, какие предлагают — работает. Когда «нет», то жизнь отваливается жирными кусками, а не по крупинке.
Хочу научиться говорить на языке AI-промтов, чтобы генерировать предсказуемые результаты. Впрочем, немаловероятно, что к тому моменту языковые модели станут умнее.
Красное вино начинает и выигрывает. Особенно Gran Reserva из Чили или Аргентины.
Не смог включиться в игру с золотыми аудиофильными проводами — не слышу разницы, не вижу смысла платить больше. Думаю, это самый скучный факт обо мне во всём перечне.
В нашей семье я разбираюсь в грибах и рыбах. И ещё много в чём, просто в этом исключительно я спец. Конкурирую, впрочем, с городской жительницей-женой и неопытным ребёнком из тихого новозеландского пригорода.
Когда мы уезжали из Новой Зеландии, то встал вопрос, что делать с русскими книгами. В эмиграции русскоязычные книги на вес золота — нужно ж «беречь культуру»! Кавычки саркастические. Было принято решение, что книги точно не нужно везти с собой, и вообще можно продать. Жена купила ремешок для яблочных часов. А я теперь читаю ребенку с любого медиума, что придётся: приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна особенно хорошо заходят.
Когда уезжали, что в первый раз, что во второй — снился хлам. Открываешь шкаф, там вещи, куда их девать? Сортируешь, раскладываешь, раздаёшь по знакомым. Глядишь, а там ещё шмотьё какое-то лежит. Выгребаешь, разбираешься с ним, а хлам не кончается! Ужас ужасный.
Одно из самых крупных сожалений в жизни — серый отцовский пиджак. Когда-то на первом курсе, чтобы прилично одеваться на экзамен (серьёзное же дело!), мне был родителем подарен серый, конечно, не по размеру большой, не по моей мерке сшитый пиджак. В нём отец женился. Пиджак использовался по назначению пару лет, а потом из университета я выехал и в суете студенческих ментальных завихрений — уж очень много всего происходило: и личная жизнь, и общественная били ключом — при переезде из общежития на съёмную квартиру пиджак тот затерялся. Мучает не тот факт, что я забыл его где-то, знаю где, знаю у кого; а тот, что я понятия не имею, где он может находиться. Как призрак, как привидение с незавершённым на этом свете деле — отцовский серый пиджак витает в моих снах и мрачных периодах жизни.
Неминуемо приближается одиночество. Мы рождаемся одни, и одни умираем. В промежутке есть годы попыток хоть как-то протянуть руку, ниточкой, паутинкой сцепиться хоть с одним другим живым существом. Чтоб хоть как-то понять, как другой человек устроен, как другой мозг работает. Мы все — погрязшие в личных повествованиях духи, заключённые в дряхлые тела с ограниченными возможностями и сроками годности. Ничего кроме своего океана эмоций и мыслей мы не знаем. Не уверены даже, что мысли свои, а не лишь попытки рационализовать происходящий кругом хаос. С хаосом пытаемся бороться. Мыслишки держать в порядке. О себе, самом любимом и близком протагонисте повесть писать с достоинством и последовательно стараемся. Отделить замкнутое на себя психопатическое сумасшествие от реальности, где, как говорят, существуют другие люди — возможно, одна из самых сложных задач в моей жизни. Понять хоть на йоту, как устроен другой человек; попытаться осознать и как-то представить, что ты не один, и при этом не сойти окончательно с ума, не потерять нить повествования — в этом основная сложность, ницшеанская сверхзадача для обычного меня-человека.
«С одной стороны ты стал сильно лучше, с другой — ты пипец противный», — сказала жена. Идеальное закругление анкеты сорокалетнего польского дяди с русскими корнями и хуестраданиями.

Читайте другие факты обо мне в предыдущей серии. Начиная с двадцати, каждые пять лет я пишу новые 100 фактов о новом себе.

Комментарии

Болтовня о работе, цифровом искусстве, путешествиях и прочем.

CommunityThursday в «NFT на доступном» со Стасом Кулешом, — берите и слушайте

Скачать аудио-запись

00:00 – Знакомство с гостем
05:27 – Блиц: кто Стас по роду деятельности, как столкнулся с NFT
10:25 – Как криптоиндустрия повлияла на мир дизайнеров и художников, чем еще Стас занимался
16:04 – AI как инструмент художниках
18:28 – В каких странах жил, где комфортнее всего. О дизайнерском проекте
21:18 – Чем Стас занимался в именитых компаниях
23:12 – Где был самый ценный опыт, путь понимания работы блокчейна
26:11 – Какие NFT из каких коллекций были у Стаса первыми
31:07 – О коллекции Стаса, в чем успех глитч-арта. Чем навеяна коллекция «Block»
37:06 – Про Karmabot, где он может пригодиться
40:31 – Почему стоит попробовать себя в блокчейне, главная цель Стаса в обозримом будущем
45:37 – Советы начинающим NFT художникам
48:01 – Вопросы из зала
52:07 — Заключение

Мой цифровой арт можно найти на сайте моей альтернативной персоны: gmi.sh

Много всего такого транслируется в @stas_kulesh

Комментарии

Куда и почему мы опять уехали из Новой Зеландии.

Стас Кулеш в квартире в Кракове — Больше фото у меня в тви

Здесь в Кракове мы живём с конца августа. Здесь нет военных парадов, есть тепло в батареях и ягоды в пирóгах. Это новая часть жизни моей семьи.

Два года назад мы гуляли с женой мимо здания Шотландского парламента в Эдинбурге, мимо дворца, куда привезли тело почившей недавно королевы для прощания с народом и возбуждённо рассуждали, мол, ты только представь: ты — пан, я — пани! Мы где-то вычитали, что аж с 2007 года существует такая вещь, как Карта Поляка: документ, подтверждающий принадлежность к народу польскому и позволяющий при желании сразу подать документы на постоянное место жительства (ПМЖ, оно же «резидентство»; «реза», как её ласково называют в узких кругах иммигранты.)

«Реза» Новой Зеландии далась нам не очень легко: легализация и получение новозеландского гражданства заняло, если не ошибаюсь, семь или восемь лет. А тут, узнав про Карту Поляка, я вспомнил, что всю жизнь мой отец рассказывал про польских предков, говорил, что назвали меня в честь прапрадеда Станислава; заменял в быту ругательства польскими словами. Уронит, бывало, что-нибудь на ногу и шипит: «Sakramencka potwora». Учебник польского языка, помню, на полке стоял, и я даже в раннем тинейджерстве на неё посягал, алфавит выучил.

Жена мои басни и раньше слышала, да мало ли что там Стас болтает: поляк, сибиряк, амурчанин, зеец — всё какие-то мифические категории из занудных россказней за винчиком под сырчик. А тут, прознав о польской программе, скажем так, репатриации, я попросил родителей прислать сканы бумажек, какие есть. И в них чёрным по зелёному ксивному фону написано в военном билете отца: «Национальность: поляк», и в свидетельстве о рождении написано, и у деда тоже, что самое интересное!

Больше часа мы бродили по ковидной столице Шотландии. На дворе стоял 2020, и, разумеется, в городе был локдаун, только гулять и мечтать и оставалось. Мы радостно строили в голове планы, придумывали шуточки и всевозможные фантастические сценарии развития событий. Тогда уже было ясно, что заново проходить иммиграционный путь в Великой Британии нам влом. К тому же правила снова поменялись, всем, включая новозеландцев, подавать документы на любые визы — из места основного проживания. В декабре 2020 нам уже было ясно, что, к сожалению, придётся ехать обратно в Новую Зеландию.

А тут с моими, как оказалось, достаточно прочными и глубокими польскими корнями появились очертания какого-то нового, сумасшедшего абсолютно, размытого и бесформенного, как облако, плана. Завёл в тот день список тасков под кодовым названием «Projekt Las». Когда до ковида уезжали из Новой Зеландии навсегда в Чили, тоже был секретный туду-лист с идентичным названием на испанском. Закрыли тот, закроем и этот.

Возбуждение моё подпитывалось одной назойливой мыслью. Мне никогда и ничего в жизни не было положено. Старался учился, на олимпиады ездил, в город переехал, чтоб в университет пойти посложнее, чем местный благовещенский АмГУ; работал потом в саппорте дурацкого стартапа-разводилова под предводительством Довганя; потом по туториалам изучал Maya и программирование, чтобы сменить род деятельности на дизайн и поглубже войти в айти; эмигрировал, начинал карьеру по сути с самого начала; открывал свой бизнес и первые лет пять жил от проекта до проекта, никакой стабильности; ни на одном из этапов — мне ничего не было дано просто так, за то, что я есть.

И вот, оказывается — Карту Поляка дают за так, за красивые глаза и рассыпающиеся в руках документы с какими-то буковками. Кроме того, с Картой Поляка — можно бесплатно в музеи ходить и на трамвае ездить со скидкой! Ну и за полтора года можно, если постараться, получить гражданство Польши и паспорт Евросоюза. Себе и ребёнку. Мимо такой возможности пройти мимо никак нельзя было.

Моя маленькая семья возвернулась в Окленд, отсидела положенный срок в карантинном ковидном отеле и, прихватив с собой депрессию, влилась обратно в рутинную островную жизнь где-то там на краю света, где ничего не происходит. Время шло, «Projekt Las» буксовал и кашлял: подавать документы можно только в Веллингтоне, исключительно лично. С августа по декабрь (!) жители Окленда просидели в локдауне. Нельзя было за город в парк выехать, не говоря уж о полёте в столицу и встрече с консулом.

Встреча, внос документов проходит на польском языке. Нужно знать историю и культуру, нужно понимать, что говорят и уметь отвечать просто и по-существу. Консул может задавать псевдослучайные вопросы в духе «какой поляк, как вы думаете, самый известный?» В ответах есть нюансы, как это часто бывает. Если чиновник верующий, то это Римский папа из Кракова; если атеист — Николай Коперник. Если попадётся любитель истории, то и про воевод с королями спросит, и про дату написания конституции (первой в Европе, между прочим).

С конца ноября 2021 я начал заниматься польским языком по пять-шесть часов в неделю. Закончил курс Duolingo, порадовал сову. До сих пор помню, что змеи в ботинках, а у слона есть печенька. Начал смотреть «Ведьмака» с польским дубляжом.

В марте произошла первая встреча с консулом. Я принёс с собой всё, что было: кипу документов из СССР, выписки из костёла на дореволюционном русском, даже нарисованное мамой в виде днерожденного подарка генеалогическое дерево приволок. И сына привёл.

Шла вторая неделя украино-русской войны, и я только-только встретился со знакомыми украинцами из Веллингтонской диаспоры; очень страшно, очень все на нервах, очень разворошено всё и эмоционально. На фоне военного конфликта и ужаса первых дней мне нужно было что-то показывать-доказывать чиновнику из неизвестно дружественной ли теперь страны. Каково его личное восприятие ситуации? Не повлияет ли оно на исход встречи? Ведь консул единолично, прямо там на месте, решает дать тебе на подписание бумажку, мол, чувствую принадлежность к народу польскому, или не дать. А за этим идёт процесс рассмотрения, в котором тоже всё сто раз поменяться может с этой ебáной, развязанной сумасшедшим аквадискодедом войной. Беспокойство — уровень 80.

Спустя почти час позора, стресса сравнимого с первым устным экзаменом в университете, мы с ребёнком покинули консульство.

Разумеется, я пришёл, как новозеландский гражданин, и не было ни цели, ни причины скрывать российское гражданство. Спросили про него прямо. Ответил, как есть. По поводу войны был лишь один вопрос: получают ли мои близкие в России достоверную информацию? Я в тот день как раз настраивал родителям ВПН, поэтому ответил да, надеюсь, смогут.

Документы приняли, консула убедил рассказ о польских корнях, и генеалогическое дерево с фотографиями понравилось. Даже цены на жильё в Варшаве обсудили, уж очень они, он сказал, взлетели в последнее время.

Так был разархивирован список на тысячу дел, связанных со свёртыванием быта в Новой Зеландии и переездом в Старый Свет. Расхламляться — всегда приятно, пост «Абьюзивные отношения с говном» по-прежнему актуален. Благо за полтора года отсидки в Новой Зеландии, мы не сильно обросли барахлом. Два контейнера с детскими рисунками и другими семейными ценностями я собрал в первые дни возвращения, чтобы потом не отвлекаться.

Несколько раз за новозеландскую зиму пришлось летать в Веллингтон: то оригиналы донести, то на визы подать; то дату не ту вписали в пластиковую карточку, переделывать пришлось. Кроме этой небольшой заминки польское консульство сработало отлично! Все сроки оказались намного быстрее, чем ожидалось. Все коммуникации — стремительные и приятные. Отнюдь не те отвратительные бюрократы, от которых я заработал натуральную фобию в России. Что, если не тем цветом ручки заполню, что если запятую пропущу?! Не примут же! Здесь приняли и своевременно запроцессили.

В один пост не влезет, пожалуй, как легко или сложно уезжать и сворачивать весь быт: дом сдать, машину продать, сад подстричь, счета открыть, аккаунты закрыть, карточки обновить, права продлить, паспорта обновить, вещи продать, раздать, отложить на хранение… Две недели после отъезда нам с женой конгениально снились шкафы, изрыгающие всевозможные предметы одежды, и нет им конца. Натурально кошмары в духе говорящих утюгов Стивена Кинга. Отмечу лишь, что, когда переезжаешь в который уж раз, то это как бег на длинные дистанции. Если тренировался — берёшь и бежишь, может не так быстро, как мог бы, но пробегаешь со 99% вероятностью. Если с дивана сразу марафон — умираешь, шанс достичь финиша минимальный.

Мы добежали, и теперь моя семья, и мой дом здесь — в Кракове. Мы с сыном — поляки. Он ходит в польско-английскую интеркультурную школу. Я плохо говорю и средне понимаю по-польски. Кругом исторические здания, места, музеи, замки, пещеры, горы, вся Европа в паре часов лёта. Миллионы килокалорий вкуснейшей и свежайшей еды. Терпеливые, доброжелательные и вежливые поляки уже пригласили в парк, бар, погулять, открыли нам счёт в банке, показали окрестности, проверили контракт на аренду жилья — все очень ОК возиться с плохо понимающими, но пытающимися интегрироваться иностранцами.

Русский язык — не очень понятный, возможно, одиозный ассет. Никакой русофобии, конечно, мы не наблюдали и не наблюдаем. Наши знакомые украинцы и белорусы — когда ребёнок идёт в школу, обычно сразу строятся какие-то социальные связи — вполне открыты к общению. У всех разные ситуации, всем сложно в этом мире, все тянутся друг к другу.

Присутствие войны, конечно, чувствуется. В основном через открытую антивоенную позицию всех и вся, и невероятный уровень осознанной помощи украинцам. То, что делают поляки — это невероятно круто. Бóльшая часть украинских беженцев уже вернулась домой. Но, так или иначе, сотни тысяч людей остаются навсегда. Мы своими глазами сможем увидеть слияние народов («fusion») в ближайшие несколько лет. Это невероятно круто и очень по-человечески. Хочется верить, что не все полимеры ещё просраны: не все нынче бесчувственные эгоисты, просчетоны, психопаты и нытики.

Уверен, в Польше очень много внутренних и внешних проблем, и уверен, что с ними со временем справятся. Пока, спустя месяц после приезда, в Кракове я чувствую себя больше дома, чем в Новой Зеландии после почти семнадцати лет жизни там.

На вопрос «почему?!» я отвечаю так. Глобальное потепление, ковид, война, уютное запечье в Новой Зеландии или ядерная война под предводительством ядовитого карлика — всё это события не маловероятные и ужасающие, а жизнь — одна. Я не могу откладывать её на потом. Я не смогу потом спокойно спать, если буду знать, мол, шанс был, да был упущен. Когда, если не сейчас, правильно?

Каждый день, каждый день, я повторю и в третий раз — каждый день, я думаю о том, как нашей семье повезло, и как стремительно уходит время.

Если хочется и возможно, но страшно, то нужно делать.

Комментарии

Мы в котловане, или один архипелаг

Мой арт-эксперимент с генерацией изображений силами искусственного интеллекта.

Здесь в Окленде уж позабыли и о ковиде, и о войне, уж слишком на отшибе страна. В целом, очень сложно, находясь здесь, передать ощущения от всего, связанного с русско-украинской войной. Моя семья — эмигранты в первом поколении, уж скоро двадцать лет будет, как мы живём за границей. Наш ребёнок говорит по-русски процентов на 80%, пишет по-русски лишь на открытках «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, МАМА!», а читает лишь, когда игра-квест с кириллическими записками обещает в конце пути киндер-сюрприз. У нас есть украинские друзья и родственники, есть русские родители и братья с сёстрами.

Война, безусловно, чувствуется намного слабее, чем в Евразийской части мира. Для других новозеландцев, многие из них эмигранты из других стран со сложной историей, все наши славянские страдания чрезвычайно далеки и непонятны. Сирия 2.0: где-то там опять какие-то там конфликты, злой Путин тужится в бункере, дети гибнут, это очень печально. Печально, но не более. У них не застрял кирпич в груди, не наворачиваются слёзы, когда речь заходит о войне и разрушенных судьбах миллионов людей.

Есть два уровня несоответствия, как минимум две пропасти. Когда русский жалуется на свой быт украинцу — это человек, порезавшийся при утренне бритье объясняет свой дискомфорт человеку, которому оторвало взрывом ноги. Папа, который остался в российской глубинке, спрашивает: «Что говорят твои украинские друзья, когда война закончится?» Мои даже самые близкие украинские друзья не говорят со мной о таком. Война закончится, когда русские уйдут, это очевидно для всех. Мне, который расстраивается от новостей с Медузы и постов в канале Nexta, не понять украинских друзей, которые смотрят совсем другие картинки: они пытаются найти родственников по фотографиям человеческих останков; они пытаются вывезти родителей, которых русские бомбят во время зум-звонков.

И вторая пропасть поменьше: когда новозеландец, всю жизнь проживший в мире, где ценят человеческую жизнь, пытается понять, что чувствуют сейчас завязшие в войне стороны. Новости о войне сползли в нижнюю часть новостных страниц. Их заменили мелкие местечковые политические дрязги и статьи на тему «кот уснул в стиральной машине, а хозяйка не заметила и включила». Сейчас в Новой Зеландии зима, и погодные катаклизмы интересуют читателей горазд больше, чем геополитические игры погрязшего в проблемах внешнего мира.

Конечно, и украинцев, и сопереживающих русских, которые здесь, поддерживают все, кто может. И нет никакой русофобии, о которых говорит пропаганда. Я не встречал. Однако, делается это — и их можно понять, это не упрёк, а констатация — в основном без погружения и эмоциональной вовлечённости. В британско-новозеландско-канадско-австралийской культуре в целом не принято лезть в душу к другому человеку, и нет ожидания, что он начнёт её выворачивать. «Грузить» своими проблемами неуважительно даже как-то. Мы и не грузим.

А мы, рождённые в СССР, похоже, так погружены и отягощены наследием прошлого, что очень хотели бы вынырнуть, но, как в кошмарном сне — не можем.

Заметил недавно, что, как война началась, так, не сговариваясь, мой интеллигентный друг и я взялись вгрызаться в советсвую диссидентскую литературу середины двадцатого века: «Колымские рассказы», «Один день Ивана Денисовича», «Котлован», «Архипелаг ГУЛАГ», «Мы». Эти наипечальнейшие документальные и иносказательные литературные произведения, где описаны одни из самых ужасных человеческие деяний, стали для нас поддержкой и опорой в это трудное время. Произошло это естественным путём. Про «поддержку и опору» — это мы потом додумали, рационализовали после, сперва читали (и читаем) взахлёб: от новостей про зверства русских оккупантов в Буче к холодным колымским забоям Шаламова с гниющими дёснами и отмороженными пальцами. И то, и другое — деяния русского режима, прежнего и нынешнего, непрерывно занятого истязанием своего и других народов. Режима протяжённого во времени и пространстве, как зловонные Мёртвые Болота в книгах Толкиена, где духи смотрят на живых из мутных трясин и утягивают за собой в смерть и погибель.

Так вышло, что учился я в школе советской, был гордым октябрёнком, носил вот такой значок: со звездой и няшным портретиком юного Ленина в приятно прозрачном пластиковом обрамлении. Я читал рассказы о том, как молодой Ленин, идя по тропе, ветки придерживал, чтобы те людей позади не хлестали. Всякий раз придерживаю, всякий раз вспоминаю идеализированный и «идолизованный» образ вождя, вбитый в голову в школе. Ленина в свои младшие школьные годы боялся и уважал, как загадочный образ чего-то великого, непостижимого. Бабушка рассказывала, как он много учился, много трудился, много писал, говорил на нескольких языках и очень много хорошего добился для простого народа.

Потом Советский Союз кончился. А Ленин остался.

Нам не рассказывали в школе, как позорно Россия проигрывала в Первой Мировой Войне: миллионами люди гибли, ибо никто не ценил их жизни и тогда — знали ли вы, что Россия потеряла жизней больше прочих на той войне? И я не знал лет до двадцати пяти.

В школе не рассказывали, как зверствовали большевики до и после революции. Как максимально обесцененна была человеческая жизнь за декады кровавых репрессий, и как их трусливо скрывали и скрывают по сей день. Одной лишь строчкой, для формальности, упомянут был акт Молотова-Риббентропа и совместное советско-немецкое нападение на Польшу. Полстрочки может уделил учебник ужасной финско-русской войне, в которой СССР пришёл и забрал себе Карелию, положив — их так и не нашли и не похоронили по-человечески — 150 тысяч своих Иванов.

Раньше, каждый год в мае, я перечитывал «Воспоминания о войне» Николая Никулина, теперь есть хроники из Бучи.

Политикой я никогда особо не интересовался, да и история захватывала гораздо меньше, чем, скажем, компьютерные игры и интернет. Мне лишь хотелось иметь какую-то связную и относительно правдивую канву повествования, чтоб знать и, чтобы пересказать её, например, своему сыну. Около тридцати лет мне было, когда факт за фактом, шаг за шагом жестокая советская история стала разматываться — и я почувствовал себя обманутым.

Меня обманывали этим розовощёким Лениным, который на деле кровавый диктатор. Мне недоговаривали о роли России в обеих мировых войнах. От меня систематически скрывали масштабы преступлений против собственного народа. В свободной России девяностых, да и после, не было никакой государственной программы, которая мне русскому достоверно и настойчиво рассказала о моей русской истории и культуре. Без вранья и жеманного приукрашивания. Миллионы — убиты. Десятки миллионов — изувечены морально и физически. Виновные — не наказаны. Здесь, в России — всегда так.

Сперва Россия отменила русскую историю, потом русскую культуру, а теперь — отменила саму себя.

Здесь, в Окленде, мы с другом, огорошенные, читаем Солженицына и Арендт в попытках разобраться — откуда берётся весь этот ужас, и куда, а главное, когда он уходит? Как получается, что прежние одноклассники, одногруппники, коллеги, друзья и соседи, близкие и не очень родственники, которые сегодня поддерживают войну в Украине — фашисты? Как выходит, что мы их знали годами и не чувствовали подвоха. А фашист сидел где-то внутри, ждал своего часа, чтобы, ба! Выскочить наружу, как чёрт из табакерки, и начать плеваться кислотой во все стороны. Как так обернулось, что мы всю жизнь учились разбираться в людях: с этим дружить, с этим торговать, с этим любить, этого игнорировать — а радикальных фашистов, которым наплевать на страдания других людей и которые готовы убивать лично или опосредованно, в людях тех не видели? Неужели все русские такие? Неужели вообще все человеки такие?

Основа экзистенциального кризиса — не война, как таковая, не пандемия, не падение акций на рынке и не вчерашний крипто-обвал — а покосившаяся и ускользающая из-под ног реальность в целом. В зловещих и беспросветных рассказах Шаламова мы ищем крохотный, хоть на полпальца уступ, за который можно ухватиться, падая в бездну. Нам очень-очень хочется верить, что не все фашисты в душе, что не все потеряли способность к искреннему состраданию. Хочется верить, что, встретив нового человека, можно чувствовать себя в безопасности и не ждать предательства. Страшно, что построенная за года понятийная система свой-чужой, знакомая с пещерных племенных времён — сбоит, пыхтит и кашляет.

Давным-давно мы с женой решили не делать своему ребёнку российский паспорт. Ни на секунду не пожалели об этом решении. Официальная принадлежность к фашистскому государству не нужна ни ему, ни его семье, ни его друзьям, ни его работодателям. Новозеландский мальчик будет жить спокойно.

Комментарии