Ну, почему я не Рослова, почему я не летаю?

По случаю 1 мая — Праздника Весны И Труда — отказались работать не
только оркгомитеты и магазины. Продымленный, как и все остальные
органы, кишечник престарелого наркомана, признанного шляхтича всея
«пятёрки» пана Кулеша тоже потребовал недельного отдыха, вызвав бурный
протест хозяина, выразившийся в шепелявом (пан Кулеш шепелявил,
во-первых, щеголяя своим польским происхождением, а во-вторых, у него
элементарно не было зубов, за исключением двух передних, т.н. «зубок
бантиком») мате и вялых поисках заслуженного кальяна, переделанного в
клизму. Вскоре кальян мирно забурлил, а мудрый нарк предался мрачным
размышлениям о жестокости окружающего мира, потому что размышлениям на
другие темы он предаваться не умел.

За окном 207 большой комнаты общежития №5 зеленел Вековечный лес,
бегали эльфы и цвёльфы, громко икал инфинитный Дмитрий Ревякин и строем
ходили группы из 10 человек за мороженым. Однако, это только казалось
пану Кулешу. На самом же деле, это эльфы и цвёльфы ходили по 10 за
мороженым, люди же бегали икающему Ревякину за пивом. Но и это
глючилось… Да ещё кто-то громко стучал головой в дверь. «Определённо
Рослова,» — раздражённо подумал драповый мэтр и злорадно сложил фигу в
кармане джинсовых шорт.

Однако, стучавшая не имела привычки уходить просто так — от очередного
удара дверь слетела с петель и из поднявшегося облака штукатурочной
пыли выехала мадам Рослова собственной персоной на оклеенной
разноцветной плёнкой инвалидной коляске, которая была сама по себе не
нужна престарелой матроне, однако использовалась для парадных выездов
каждый год 1-го мая.
— Старый ты подонок, — привычно поприветствовала мадам собравшихся, —
Чего не открываешь-то, козёл душной? Клизмы стесняешься? Так я бы тебе
её так и так вставила — кто мне тут Вовку опять накуривает?!
— Это не я, — быстро отмазался Сталесплав Ник-нэймыч, — Это Лысый.
— Пиздишь, зелёный, — и Рослова ухмыльнулась так, что пан Кулеш и
впрямь позеленел, — Будет Вам меня за девочку держать. Будто это не я
дверь на стенке «шестёрки» нарисовала, хехехе!

«Шестёрка» и впрямь сотрясалась от неистовых попыток обдолбанного дяди
Миши выбить дверь с номером «409», умело нарисованную на стене общаги
m-me Рословой по просьбе тёти Ани, в данный момент мирно почивавшей
послеобеденным сном. Уже два дня дядя Миша штурмовал общежитие, но
пока ощутимого успеха не добился…

Туманный взгляд алых глаз только что заползшего в комнату eXORa
вперился в потолок.
— Алька, пойдём отсюда, — задумчиво протянул он, ползя обратно к двери
по-пластунски, — Щас тут потолок рухнет, бля.
— Вовка! Дай дышать! — взорвалась Алия Михайловна, — Я ни к кому не
пристаю, культурно выпиваю… — и старая алкоголичка вылила полбутылки
Goesser-а в кальян. Пан Кулеш задёргался, но что-то там у него заело, и
через минуту он затих и только молча пускал пузыри.
— Потолок… — снова начал виновник неоднократного массового упадания
компьютеров во всём мире, и тут сверху в помещение в буквальном смысле
ввалился некто, закутанный в чёрный плащ с пурпурным воротником, из
которого торчал внушительный шнобель.
— …всё, уже рухнул, — убито констатировал eXOR.
— Вот и хорошо — никуда идти не надо, — Алия Михайловна открыла ещё
бутылку об глазницу Сталесплава Ник-нэймыча, — Здравствуй, Даня. Ты с
тутулек?
Даня аккуратно вытер полой плаща кровь с губ и подбородка.
— Не. Года не те, — сказал он, — Я тут вспомнил своё старое увлечение
сатанизьмом, кровь пью, шабаш вчера устроил, колбасня…
— Потолок-то зачем похерил… — пробурчал Стас и снова отключился.
— Оно само, — беспечно отмахнулся Даня-сатанист, — Я только заклинание
прочитал и девственницу осквернил…
— Чем?
— Плевком. А потолок сам упал, от старости. Впрочем, я и так собирался
зайти, — и он плеснул водки в кальян.
— Господа! Пиздуемте гулять, — предложила неугомонная Рослова, и вся
компания, погрузившись на инвалидное кресло, выехала из «пятёрки».

Огромное пепелище на месте НГУ, так и не заросшее за 40 лет, встретило
стариков дружелюбным молчанием. Оно их помнило. Каждый год они
приходили сюда, разжигали маёвочный костерок и поминали Квача, так
ловко взорвавшего универ во время народного гуляния. И чорт с тем, что
сам Квач не знал о заложенном в калькулятор детонаторе и погиб вместе
с универом, пытаясь посчитать плату за гостиницу в «восьмёрке» — вина
за происшедшее очень удобно легла на плечи покойного, а Рослова тут ни
при чём. К тому же, помимо Квача погибла масса народу. Взрывом
зацепило «тройку» и ТЦ, НГУ же просто стёрло с лица земли.
Беспрецедентные химические и физические явления, последовавшие за
взрывом, склеили Академгородок со Средиземьем, сделали доступным
магополе и установили особый миропорядок, согласно которому каждый жил
как ему заблагорассудится.
Это было давно… и теперь те, кто оказался в тот роковой день
достаточно далеко от эпицентра, культурно выпивали на пепелище.

— Давайте я заклинанием… — канючил Даня.
— Даня, выпивайте и закусывайте, закусывайте, — благодушествовала
матрона, — Пепе, давай спички.
— Я спички проебал, — пожаловался Пепе.
— Ну и распиздяй, — eXOR пнул по кальяну, незамедлительно
отозвавшемуся фонтаном брызг, — Давай, Даня!
— Даю.
Прозвучавшее затем заклинание нечаянно вызвало к жизни инфернальные
силы. Небо потемнело, раздался оглушительный хлопок, как будто кто-то
из богов открыл шампанское, а затем произошло банальное: синей молнией
с пепелища слизнуло последних представителей алкогольно-наркотического
общества любителей жизни. Вот и всё, собственно.