С какой стороны посмотреть?

Здесь в Вене, я вспомнил, мне точно меньше 10 лет было, как поехали из Зеи в Благовещенск, и я там светофоры первый раз в жизни увидел! Так и запомнил: где есть светофоры, там — город. Шёл год 80-какой-то, СССР кругом.

На рейсе в Якутск, нам в Мосхоголлох надо было к тёте, люди курили в салоне Як-40. Мне огоньки на взлетно-посадочной в иллюстраторе понравились: цветные, красивые, шевелятся в ночи загадочно.

Книги иностранных авторов — я в 8-10 лет увлекался тогда фантастикой — в городской Зейской библиотеке достать было сложно. Добрая библиотекарка откладывала для меня «Хроники Нарнии» и рассказы Рэя Брэдбери. Дядя подарил блокнот, и я записывал туда книги, которые хочу прочитать.

Прочитать книги из блокнота удалось лишь когда уехал в город (со светофорами!) учиться. В моём родном город библиотеку городскую — закрыли, как и кинотеатр, где нам, третьеклассникам, однажды по абонементу случайно включили фильм с молодой Вероникой Кастро и её голыми грудями.

За УПК, учебно-производственным комплексом, куда мы ходили изучать информатику на Yamaha MSX (с цветными мониторами, красивыми, как огни аэропорта), стоял объект искусства — грязный бюст Фрунзе. В 9 лет я обнаружил, что бюст пустой, и звучит, как ведро из бабушкиного колодца. Разочаровался в пустых идеалах коммунизма.

Мужики из золотодобывающей артели поймали в тайге и привезли на окраину города медвежонка в клетке. Живого медведя я в лесу видел только пару раз. На великах через весь город мы с мальчишками покатили на «золотобазу», так называлось место — позырить! Зверя было очень жалко.

Бабушкины помидоры были самые ранние, крупные и вкусные. Я ненавидел копать землю, высаживать рассаду, лить воду в лунки с навозом, поливать бесконечно, полоть и подвязывать. Мы жили в городе: без водопровода, с туалетом на улице. Насосом качали воду из колодца, он потом сломался.

После фильма про Электроника («Где же у него кнопка, Ури?») мы с братом жутко захотели собаку — эрдельтерьера. Собаку нашли, она подросла, бегала по двору зимой, лаяла, хвостом виляла, а потом — исчезла. Мама сказала, что украли «на шапку». Я ходил, смотрел на зимние головные уборы прохожих.

Обычных товаров в Зее не хватало. Дед прислал из деревни кусок шкуры телёнка, она помягче. Бабушка заказала для нас с братом у пьющего, но работящего сапожника — тёплые унты. На газету мы, дети, ставили ноги, а пахнущий папиросами и алкоголем мастер обводил. Вышло супер — тепло и красиво! Заплатили ему водкой.

Примечание: Чтобы без иллюзий: здесь пост не ностальгических теплых воспоминаний, тут не таинственной эстетике ебеней песнь. Где родиться — мы не выбираем. То, что казалось нормой в детстве, сейчас выглядит, как дичь и — бедность. Сверстники в других городах и странах начинали жизнь совершенно в других условиях. К сожалению, дети Путинской России буду жить хуже. Его война — это не только смерть, ужас и разорение, но и просранное будущее детей. В этом плане, чтобы понять будущее, нужно взглянуть в прошлое. Что я и делаю.

В первом классе — одноклассника сбил лесовоз, хоронили в закрытом гробу. В четвёртом — у девочки обнаружили рак крови, и скоро её не стало. В шестом — Гоша К. повесился. В десятом — Леша Б. заснул в снегу и замерз. Нас всякий раз таскали на кладбище. Ворон и звук ударов земли о крышку помню.

В краеведческом музее было много про Ленина и чуть про лес, золото и ГЭС («Мы покорим тебя, Зея!»). Ура-коммунизма по городу было порядком: Советская стройка же! Статуя вождю (пустая внутри?), флаги у здания администрации. Музей потом закрылся, и превратился в магазин продуктов питания. Пахло раньше пылью и засаленными углами, а теперь — колбасой.

В конце 80-х «мешочники» («челноки») лишь начинали возить товары из Китая: одежду, сладости. Кроме крошащейся жвачки «Ну, погоди!», из которой шары надувать было нельзя, других брендов не было. Дальний родственник работал на таможне и целый блок китайской жвачки Ta Ta (大 大) подарил.

Во дворе росла ель, каждую зиму мы украшали её самодельными гирляндами. Лампы красили смесью обувного клея с гуашью. В тарелках разводили акварельные краски и морозили с ниточками уличные ёлочные игрушки, как мега-леденцы. Получалось очень красиво! Гирлянды прохожие срывали, игрушки — разбивали. Мама всякий раз сокрушалась, мол, как так можно?

Моя вторая учительница была Ирина Газымовна. Всем классом, помню, ходили к ней в общежитие: длинный одноэтажный барак с крохотными комнатками и запахом сигарет, выпивки, старого дерева и ветхой ткани. Дарили альбом Розенбаума на день рождения. Её муж-музыкант повесился, и Ирина стала очень сильно пить. Я, как постарше стал, делал гитарную рок-музыку с его друзьями, до сих пор помню одну из песен наизусть. Один из друзей уж помер.

Все часы-напролёт играли в «Дэнди», а у нас с братом не было. Мы шли как бы «гулять» и начиналась охота: обходили всех маломальских знакомых, у которых приставки были. Иногда я говорил им, что папа электрик и может улучшить приставку. Так мы получали «Дэнди» взаймы на несколько дней. Папа был не очень доволен.

Комнатную ёлку украшали старинными игрушками из деревянного чемодана, с которым еще покойный дедушка приехал откуда-то издалека. Особенным шиком было обвешать ёлку кусочками батончиков Mars и Snickers. Самые дешевые в мире сладости были удостоены роли редкой роскоши, дозволенной раз в год.

Отец заказывал кассеты и дискеты с программами и играми у радио-энтузиастов в Челябинске. Домашний телефон удалось провести лишь в конце девяностых. Интернет я увидел в 1999 будучи студентом университета — в городе со светофорами, библиотеками и музеями.

Бабушка жила в доме неподалеку, но ни водопровода, ни отопления в её доме не было: «на земле» называется такой расклад. Родители заказывали две-три машины дров: топливо для печи. Обычно это был «горбыль», что есть отходы деревообработки. Его надо было разбирать, пилить порой. Чурки мы, взрослые и дети, кололи на морозе, складывали в поленницу. Каждый год.

Все лето наша семья занималась собирательством и консервированием. Солили, крошили, варили, закатывали в банки. Банки мыли в чугунной ванне, стоявшей у колодца. Бесконечная череда банок и крышек. Банки спускали в холодный подвал. Банками заполняли ряды полок в кладовке. Ими жили. Всю зиму.

Хозяйство у нас, городских, было не большое: у соседей три коровы, у нас — коза и куры. В какой-то год развели кроликов, гусей, кабана «Борьку» выкормили. Всех их очень грустно было убивать. Отец до сих пор не ест ничего козьего: ни молока, ни сыра, ни мяса. Деревни жили беднее.

Примечание: Тридцать лет спустя, ни воды, ни тепла в бабушкином доме, где живут сейчас тётя с кузеном, конечно, нет. И горбыль они по-прежнему заказывают. Моются в бане. Туалет на улице. Зимних фото у меня нет, я там был больше пятнадцати лет назад, но зимой неприятнее всего.

Автомобиль — это роскошь, был у единиц среди друзей семьи. У нас в семье был старый дедовский мотоцикл. Я может раз видел, чтоб он завёлся, и ни разу, чтоб поехал. Но пах он приятно: старой смазкой и бензином. Основное наше средство перемещения — Юпитер 5 с коляской («люлькой»).

На мотоцикле том мы с отцом ездили не в автотуристические поездки по красивым местам необъятного сибирского края, а за сеном для козы, за брусникой и грибами для банок, за рассадой и удобрениями для огорода. Мотоцикл ломался, чинить в автомастерской (откуда б ей взяться в 80-х?) не представлялось возможным: все выходные отец крутил гайки, искал детали. В будни — работа. На выходных — работа.

Может сложиться впечатление, что семья наша какая-то особенно неудачливая. Нам ещё как повезло! У деда была ферма, где он разводил коров и лошадей. Прислал как-то с оказией замороженную телячью ногу целиком. В тот год, хоть её бичи и пытались выкрасть с веранды, у нас было мясо. Положили его в железный ящик, чтоб защитить. Как в Fallout.

Родители, как и мы, дети, не заслужили такого. Просто, такой был расклад. Мама, режиссёр театра по образованию, преподавала в прогрессивной школе «с эстетическим уклоном» предмет под названием театр. Папа работал инженером на ГЭС и предприятии Северные электрические сети, стаж почти 40 лет. Достойные уважения профессии и карьеры.

Когда у бабушки случился инсульт, мы с братом уже уехали в город, учиться. Родители, мама в основном, присматривала за бабушкиным разваливающимся организмом следующие десять лет. Отец успел поработать активно, поездить инженером-контрактником по стране, заработать чуть до пенсии.

Я не пытаюсь показать, как было сложно и уныло. У меня было счастливое детство в полной семье с огромным вниманием к нам, детям. Я даже не говорю о том, что должно было быть иначе. Было, как было, так сложилось и поменять ничего уже нельзя. Я говорю о другом.

Этот пост — лишь очередное напоминание о том, как бывает с «другими людьми» и о том, с каких позиций люди начинают гонку. Меня читают жители городов, где светофоры есть. Эмигранты читают, которые стараются не отставать от коллег и друзей в новых странах.

Я говорю здесь о сочувствии к другим и себе прежде всего. У большинства жителей, условно, первого мира описанные мной дикости прошли лет 50-80 назад. Дикости были пережиты, переварены и впитаны в ткань времени культурой и обществом.

И если финиш — это возможность заниматься собой вместо банального выживания, то нужно понимать, насколько разнятся стартовые позиции в нашем современном глобальном мире. Кто-то вырос там, где собак крадут на шапки, а кто-то в это время Гауди рассматривал или Венскую оперу слушал.

Может быть не стоит ожидать от других и требовать от себя прыгнуть выше голов нескольких поколений в постройке комфортных условий жизни? Если вы иммигрант, конечно, очень сложно сразу интегрироваться на 100% и жить не хуже местных. Те действительно могут, как сыр в масле кататься, они или их деды своё отстрадали.

В любой стране лучше устроился тот, кто раньше приехал. Если вы выбираетесь из вязкого болота вроде гнилой России, то будьте к себе снисходительны: если вы в безопасности, с работой, свободой, возможностью жить без дичи и ужасов, без бедноты и скудности — это уже очень, очень круто и хорошо.

Такие трансформации занимали раньше века и декады: по всему миру в течение поколений люди пытались вытащить себя за волосы из нищеты. Дед решился и переехал, отец работал, сын встал на ноги, у внука теперь будет хороший старт.

Если вы переехали или родились вне нищеты — супер! Как на контрольной, вы справились со сложным заданием, осталось решить мелкие бытовые проблемосики, и ещё время останется пожить, подышать полной грудью! Снисходительнее относиться может к себе?

Как сказал главный герой фильма «Другие люди»: «Для других людей вы — «другие люди»»

Комментарии